Все странные и серьезные события на токамаке начались после так называемой «североснежинской ряби», произошедшей в ночь с 22 на 23 мая. Вполне возможно, эта природная аномалия и стала причиной последующей катастрофы.

Утром в понедельник, 25 мая в научном центре появился Иван Севастьянович Федотов, куратор проектора термоядерного реактора из Москвы. Он предъявил Петру Никитичу свои документы и тут же отправился знакомиться со всем коллективом и с термоядерной установкой. Неспешно, прихрамывая и опираясь на трость, профессор Федотов обошел все лаборатории, внимательно вчитывался в распечатки данных приборов, что-то записывал в блокнот. Затем он сообщил Верховскому, что после обеда в центр прибудет новое оборудование, и для него потребуется специальный ангар. Петр Никитич распорядился немедленно проводить куратора к просторному ангару, стоящему в стороне от основных корпусов. Именно там под руководством Федотова и стала производиться сборка некого нового агрегата, призванного обеспечить прочность конструкции токамака.

Примерно в это же время в лаборатории Буркевича, где работал Гуськов, появилась студентка-стажер Ольга Виноградова.

В субботу 30 мая в городе произошло землетрясение. Североснежинск лежал не в сейсмоопасной зоне, землетрясения тут были редкостью, а потому и удар стихии стал для большинства горожан неожиданностью. Городу землетрясение принесло некоторые незначительные убытки: были разрушены старые сараи, разбиты стекла в витринах. Несколько десятков человек обратились за медицинской помощью. Жертв, к счастью, не было. А научный центр совершенно не пострадал.

Утро 1 июня в научном центре началось с обсуждения экстренной ситуации, возникшей на токамаке. Движение плазмы в реакторе перестало быть равномерным,  как будто она испытывала на себе некое дополнительное воздействие неизвестной, отличное от действия магнитного поля токамака. Это неравномерное движение ядер, в свою очередь, приводило к возникновению вторичных термоядерным реакций: между ядрами гелия, дейтерия и трития в различных комбинациях.

Нина Лукинична Белянина еще ночью подняла с постели весь свой отдел, чтобы выявить источник внешнего воздействия, просканировала приборами всю территорию научного центра, в результате чего пришла к выводу, что источник находится где-то еще дальше, возможно в центре города.

Все сотрудники, а также куратор проекта профессор Федотов, были встревожены непонятным явлением. И только Кирилл Ионов внешне казался спокойным и сосредоточенным. Он внимательно изучал распечатки с данными приборов и почти не участвовал в дискуссии.

После экстренного совещания у Верховского Нина Лукинична продолжила поиски причин загадочного  явления.  Вместе со своими сотрудниками, вооружившись измерительными приборами, она планомерно обследовала корпуса и помещения центра и обнаружила несколько мест, где удалось фиксировалось сильное бета-излучение. Причем на плане все эти места располагались вдоль одной прямой линии.

Петр Никитич собрал в связи с этим очередное совещание.

 Обсуждение данного вопроса не принесло никаких результатов. Причин для возникновения излучения электронов может быть множество, а фактов пока маловато.

После совещания Нина Лукинична решила обследовать помещения, на нижнем, подземном ярусе и направилась туда с измерительными приборами.

А через некоторое время случилось нечто невероятное. На цокольном этаже научного центра обнаружился некий подземный ход, ведущий в самый центр города. Именно по этому переходу на территорию ЭТР попало несколько десятков обычных горожан, якобы спасавшихся от бушевавшего в городе смерча.

Узнав о том, что на закрытый объект попали совершенно случайные люди, Петр Никитич немедленно вышел к незваным гостям. Все они говорили о смерче, разыгравшемся над городом и о том, что в научный центр они попали, спустившись в подвал.

И визитеры поведали о себе невероятную историю.

С самого утра неожиданно оказалось, что ни туристы, ни жители города не могут покинуть центральную часть города. Нет, никаких препятствий, рвов или баррикад на улицах не появилось. Просто те, кто пытался это сделать, впадали в некое непонятное состояние транса. Они начинали блуждать по улицам, не вполне понимая, куда идут, и при этом всегда возвращались на центральную площадь. Можно было начинать идти в разном направлении, можно было пытаться уехать на машине, но конечный пункт был один: площадь Покорителей Севера, памятник челюскинцам, администрация города.

Странная аномалия действовала только в центре, на окраинах Североснежинска и в том же Стакане ничего подобного уже не наблюдалось. Попавшие в ловушку горожане были близки к панике. Они звонили на коллегам работу, близким и знакомым, сообщая, что покинуть центр города никак не могут.

И тут над центральной площадью сначала стали летать огненные шары, а потом с крыши гостиницы поднялся мощный вихрь. Пришлось спасаться в «Приполярной» в подвале, а там оказался вход в научный центр.

Недалеко от реактора в одном из переходов и правда наблюдался пролом  в стене, которого раньше не было. Дальше был виден коридор, ведущий непосредственно на цокольный этаж гостиницы «Приполярная» в центре города.

Нина Лукинична послала своих работников, чтобы они измерили длину коридора. Результаты ошеломили ее. 283 метра. Всего 283 метра! Но как такое возможно?

Однако этот странный коридор, не обозначенный ни на каком плане, был единственным путем, по которому застрявшие в ловушке горожане могли бы выбраться на волю. Режим секретности и так был нарушен. И директор ЭТР Верховский согласился открыть на время двери научного центра для горожан.

А уже ближе к вечеру стали происходить иные странные явления.

Лаборант Гуськов, попивая кофе, лениво просматривал логи на своем терминале, как вдруг обратил внимание на странный пик на графике контроля магнитного поля.

— Леш, — спросил он Буркевича, старшего научного сотрудника лаборатории, — глянь-ка, что это?

— Бред какой-то, — ответил тот. — Во сколько это было?

— Сек… В 15.26.

— А, ну ясно, — Буркевич повернулся на каблуках и собрался уходить

— Чего тебе ясно? Эй!

— Да я как раз примерно в это время в подвал вышел, там свет моргнул. Я говорил тебе, разъемы проверять надо каждый день? Видать, коротнуло где-то, а эта дура, — он постучал по системному блоку кулаком, — подумала, что это в обмотках не то.

— Уверен? — недоверчиво спросил Гуськов.

— Да-а. Не грузи, короче.

***

Прошло еще некоторое время.

Буркевич завис над клавиатурой, думая, что писать дальше в отчете, когда в дверь постучали:

— Алексей Борисович! Извините за опоздание, у меня часы отстали почти на час.

— А, Виноградова. Но вообще-то уже два часа прошло.

— Ну да, — студентка всхлипнула, — так еще и пропуск размагнитился и не пропускал на проходной. Пока разобрались...

— Что значит размагнитился? — Буркевич резко повернулся и встал. — Ты что с ним делала? Говорили же — ни в коем случае не ходить с ним в зал.

— Я и не ходила. Он в сумке лежать остался, а сумка тут в кабинете, все как всегда.

— Ну ладно, — тот вздохнул, — переодевайся, работа не ждет.

Виноградова ушла в заднюю комнату, где была импровизированная раздевалка и вообще склад барахла.

— Хм. Пропуск у нее, — промычал Буркевич. — Да наверняка в карман переложила сдуру, а теперь голову морочит.

— Ой! — вдруг раздался голос девушки из-за стенки.

— Ну что у тебя опять стряслось?

— Вам… вам лучше подойти посмотреть самому.

Вздохнув, Буркевич отправился к ней. Ольга с ошарашенным видом показывала пальцем на кювету, в которой были ссыпаны железные опилки после недавней обработки уголков для нового стеллажа. Опилки старательно выстроились в параллельные линии. Буркевич повернул кювету — опилки, немного поразмышляв, перестроились и снова выстроились по тем же линиям.

— Странно, — пробормотал он, вынимая телефон из кармана. По всему экрану шли цветные круги, как помехи. — Что это за шутки?!

— Я… не знаю, — Виноградова казалась еще более ошарашенной.

Причиной могло быть только одно:  кто-то принес в лабораторию сильный магнит. Но осмотр комнаты ничего не дал, как и соседних.

— Оставайся здесь, — сказал он студентке, а сам пошел в зал токамака.

Едва он вошел, то сразу почувствовал, что что-то не то, но что — понять смог не сразу, только когда опустил глаза вниз: пряжка на его ремне двигалась вверх-вниз. Буркевич снял часы и поднял их за браслет на уровень глаз. Вопреки должному порядку вещей — простому свисанию вниз или хотя бы притяжению к токамаку, они принялись легонько раскачиваться. Алексей придержал их рукой и отпустил, колебания возобновились.

— Странно, — повторил он.

***

С утра Буркевич рассказал обо всех странностях начальству. И начался переполох. «Что-то странное случилось с реактором», — твердили все.

Когда Гуськов и другие сотрудники вошли в зал реактора, директор Верховский уже был там.

На первый взгляд даже трудно было понять, что произошло. Тор реактора был как-то странно вывернут наизнанку, причем совершенно невозможным образом. Внутренняя поверхность тора непостижимо вдруг становилась внешней, и электромагнитное поле, таким образом, было обращено вовне.

— Нельзя так! Надо немедленно выключить реактор, иначе быть беде, — распорядился директор. — Алексей Борисович, да что же вы стоите?

— Не могу, Петр Никитич! — растерянно ответил Буркевич. — Силовой щит с рубильником остался там…

— Где там? В четырехмерной петле. А у меня, простите, всего три измерения….