Многие слышали легенду об огненном драконе, забирающем себе на ночь солнце и черпающем из него силы. Но мало кто знает тайну из тайн драконовых. Тайна эта известна лишь посвященным, а те позаботились, чтоб об этой тайне никто не слышал.

Раз в сто лет дракон призывает к себе самых сильных, смелых и умных, чтобы одарить великими дарами: нечеловеческую силу, длинную жизнь, дар исцеления и предвидения, а также в довесок сундучок с сокровищами.

Церемония проходила раз в сто лет, и посвященные к ней готовились, устраивая состязания между молодыми людьми, претендующими стать избранниками огненного дракона.

Шли столетия. Потомки посвященных объединились в клан. И их заботой стало ввести туда своих потомков, только тех, кто связан с ними, и никого из чужаков. Так постепенно круг людей, допущенных к состязаниям, становился все уже. Воля дракона становилась тайной для большинства людей. Наконец и само состязание превратилось в ничего не значащий ритуал для потомков членов клана.

И тогда великий дракон рассердился. Он созвал правителей земель и пригрозил лишить людей помощи, поддержки и самого солнечного света, если не будет восстановлена справедливость.

Правители земель, возможно, и понимали несправедливость, и верили в угрозы дракона, но не было среди них никого, кто не был бы зависим от клана.

Клан держал в своих руках все богатства и все нити отношений. И тот из правителей, кто решился бы пойти против клана, лишился бы всего, включая жизнь. Правителей пугал в меньшей степени гнев дракона, нежели неудовольствие клана.

Но нашелся среди правителей человек, для которого гнев дракона был страшнее немилости клана.

Глава Чжоджийского уезда, как и все, зависел от клана, а потому действовал тайно. Дракон велел вернуть справедливость и давать дары тем, кто того заслуживает, и тогда глава уезда пошел на хитрость. Он нашел человека, который смог ему помочь. И звали его Ши Я Ван. Ши Я Ван тайно, под видом деревенских Больших Игр устроил состязания для огненного дракона для избрания достойных его даров.

Клан же нашел человека, способного затее помешать. Им оказался Миншенг, каллиграф. Он ведь тоже был одним из потомков членов клана.

Искусство каллиграфии — это не просто некий вид изобразительного искусства, заключающийся в умении красиво начертать тот или иной иероглиф. Нет, это философия. Иероглиф — это целое слово, наделенное смыслом. Причем слово, не связанное с каким-то конкретным предметом, осязаемым и зримым. Если слово называет предмет, оно подразумевает целое множество схожих между собой предметов, разного вида, формы, принадлежащих разным владельцам. Если же слово означает абстрактное понятие, то оно уносит в целую бездну смыслов и подтекстов. Каллиграф, который берется за написание иероглифа, представляет себе одновременно и общее, абстрактное слово, и нечто конкретное, связанное с личным жизненным опытом. И именно совокупность этого частного и общего в итоге найдет свое воплощение в начертанном иероглифе. Над каждой своей работой каллиграф долго размышляет, прежде чет коснется кистью листа бумаги.

Впрочем, довольно теории. Понять суть того, что мы только что вам рассказали, способна лишь незначительная кучка интеллектуалов и сами каллиграфы. Это они подолгу могут стоять перед яркой закорючкой и рассуждать, какой смысл ею хотел передать автор. В реальной жизни услугами каллиграфов обычно пользуются держатели лавок, заказывающие себе вывески поярче и позаметнее.

Для художников из нашей каллиграфической мастерской путь на большие Игры начался в тот самый день, когда мастер Миншенг предложил своим последователям в начале дня задуматься над тем, что есть беспредметность, а все свои мысли отразить в иероглифе «черный квадрат», который, как известно, и сам имеет форму квадрата и рисуется чернилами черного цвета. Закономерно возник вопрос: если беспредметность выражена в черном квардате, а сам черный квадрат в идентичном ему иероглифе, то беспредметен ли иероглиф? Мнения разделились.

Философская беседа очень быстро перешла к сущности иероглифического письма, а затем и каллиграфии.

— Что есть каллиграфия? — восклицал Миншенг. — Это отражение одновременно всего и ничего конкретно. Каллиграфия способна воплотить всё!

— Совсем всё? — поинтересовался Лео Пин.

— Все! Ведь смыслы, таящиеся в словах, беспредельны! Все смыслы, заключены в мозгу художника, и их он воплощает на бумаге.

— Неужели всё? Даже… даже… спорт? — не унимался Лео Пин.

— Спорт? — удивился Миншенг. — А что это такое?

— Вот видите, — торжествовал Лео Пин, — как можно воплотить на бумаге то, о чем вы не имеете ни малейшего понятия?

— Это неважно, — заявила Янь Дейю. — Если чего-то нет в нашем сознании, есть еще и подсознание. А там наверняка найдется всё.

Философский диспут растянулся еще на пять часов. В итоге большинство художников все же согласилось, каллиграфия — это и правда наше всё. А значит, и спорт тоже.

— А все же что такое этот «спорт»? — спросил наконец Миншенг.

И тут Лео Пин рассказал наконец о Больших Играх, которые устраивал в Чжоджийском уезде глава уезда.

Миншенг быстро навел справки о Больших Играх. И именно тогда клан вышел на него. Миншенгу пообещали дары дракона и звание избранного, если он проникнет на Большие Игры и уничтожит место ритуала. Сделать это предполагалось с помощью мощной взрывной бочки, которую клан своими средствами доставит на Игры.

Так группа каллиграфов оказалась на Больших Играх.

На площадке, любезно предоставленной организаторами, художники устроили некое подобие своей мастерской. Соревнующимся они предлагали выполнить обычную для них ежедневную работу: развернуть огромный лист бумаги, написать на нем под диктовку и без ошибок рекламный слоган, а потом повесить его над импровизированной лавкой заказчика. Победителем признавался тот, кто делал это быстрее всех. За допущенные ошибки начислялись штрафные минуты.

За два дня до начала соревнований, когда площадки для игр уже были подготовлены, ранним утром Ши Я Ван собрал всех участников игр на центральной площади и сообщил, что пришло время серьезно готовиться к состязаниям. Невозможно хорошо выступить на соревнованиях, если ты как следует не разобрался, в чем суть, если не попробовал хотя бы раз себя в этом виде спорта, не почувствовал его вкус и не нашел удачные приемы. День был объявлен днем больших тренировок.

Британские ученые, правда, тут же заявили, что в соответствии с новейшими исследованиями, на тренировки требуется гораздо больше времени, чем два дня, но Ши Я Ван тут же шикнул: «Времени все равно нет, глава уезда ждет».

Ши Я Ван рекомендовал всем командам разойтись по площадкам, немного потренироваться, а потом начать обход площадок соседей, чтобы все увидеть, потрогать, пощупать, испытать.

Миншинг к тому времени уже знал, что взрывная бочка стоит на площадке иберийских мореходов. Нужно только подкатить ее к центральной площадке, где под строгой охраной, тайно готовилось место ритуала, а потом в нужный момент произвести взрыв.

Едва каллиграфы вернулись на свою площадку и едва затеяли новый диспут о сюрпризах глав уездов, как вынуждены были прерваться. Утонченные умы ощутили смутное беспокойство, едва уловимый в атмосфере звук приближающейся опасности. Вскоре он сменился уже вполне ощутимым кожей ветерком, затем раздались далекие, но воинственные крики, более похожие на медвежий рев и наконец в пределах видимости появилась группа кунг-фу. Они приближались к лагерю каллиграфов бодрой походкой, сопровождаемой прыжками, выпадами, изящными движениями конечностями и боевыми криками. Первым желанием художников было спрятаться где-то за стопкой бумаг, но их опасения оказались напрасными. Мастера единоборств драться не собирались, они лишь разминались, поддерживая боевой дух.

— Мы пришли, чтобы посмотреть то место, где мы будем биться за звание чемпионов! — заявил юный Ли Сяолун.

— Извольте, — демонстрируя всем видом невозмутимость и чувство собственного достоинства, ответил мастер Миншенг.

И мастера кунг-фу принялись изучать каллиграфическую студию и стоящую в отдалении бутафорскую «лавку». Лилинг забеспокоилась, не поцарапают ли панды бумагу своими когтями, она даже достала миниатюрную пилочку и маникюрные ножницы, но Сию Вен пообещал, что звери будут выступать в перчатках.

— Вот здесь будут разложены листы бумаги, тут будут стоять краски, тут лежать кисти, — инструктировал гостей Лео. — А я буду стоять в стороне и вслух читать текст, который надо будет написать без ошибок.

Услышав о том, что за каждую ошибку будут начисляться штрафные минуты, бойцы переглянулись и уставились на Сию. Колдун лишь улыбнулся и заверил своих товарищей:

— Я человек ученый. Я знаю, какие иероглифы где ставятся.

Далее пошли осматривать «лавку», к стене которой была приставлена лестница, но Дзянь сказал, что ему будет проще забираться по стоящему рядом дереву, так что размещение баннера он берет на себя.

Далее мастера кунг-фу приступили к тренировкам. Рисовать красивые надписи оказалось не так-то просто. Все началось с того, что Лянь случайно наступила на банку краски, перепачкав себе задние лапы и принялась недовольно рычать. Когда Сию наконец оттер краску с белой шерсти, все в окружности десяти шагов уже было перемазано красным, словно бойцы положили пару-тройку врагов во время сражения. Кинг Лан пообещала все убрать.

Определенная сложность возникла и с разворачиванием бумаги. Пока братья Ли приноровились растягивать ее, на полотне образовалось три разрыва, а края были изрядно скомканы. Янь принесла пузырек клея и заклеила разрывы тонкими полосками бумаги.

Затем Сию взялся за кисточку. Иероглифы он и правда знал, вот только писал так коряво, что его почерк вряд ли можно было признать каллиграфическим. Миншенг, наблюдавший за временем пообещал добавить штрафные минуты за каракули. В итоге было решено, что сначала Сию набросает надпись на песке, а потом Ли-младший все аккуратненько перепишет.

Вешали баннер над лавкой Лянь и Дзянь. Но листе бумаги к надписи добавились царапины, но Лянь клятвенно пообещала к началу игр раздобыть если не перчатки, то наперстки на когти — ей и брату.

После ухода команды кунг-фу бедным художникам пришлось еще долго приводить в порядок площадку. В результате они придумали афоризм, который решили сделать девизом своей небольшой творческой группы: каллиграфия не для медведей.

Едва они закончили свою работу, как появились люди намного более утонченные и понимающие — иноземные ученые, а с ними можно было не только потренироваться, но и начать глубоко интеллектуальную беседу.

Вести подлинно интеллектуальный разговор, правда, смог лишь самый один человек, которого остальные почтительно называли профессором. Но и он в беседе процитировал Конфуция, которого Миншенг считал личностью безнадежно устаревшей и вредной для современного поколения.

Когда предмет интеллектуальной дискуссии был исчерпан, перешли к теме соревнований. Ввиду того, что лучше всех местное наречие знал лишь профессор Ротчестер, ему было поручено записать продиктованную фразу. Нанести ее на лист бумаги должна была мисс Фокс, а остальные джентльмены должны были озаботиться размещением вывески на стене.

Во время пробной игры заминка возникла только возле лестницы, где мистер Мортимер, О’Нилл и Бремор не могли решить, кто будет держать лестницу, кто плакат, а кто подниматься наверх и вколачивать гвозди.

— Позвольте, это буду я, мне это совсем не сложно.

— Ну что вы, как можно! Я это возьму на себя.

— Нет, господа, я не могу это допустить.

Пришлось кидать жребий. Молоток достался О’Ниллу.

После иноземцев-ученых к художникам заявились иноземцы-моряки. С ними разговор на умные темы вряд ли мог получиться. Чжоджийским наречием они владели лишь в той мере, чтобы уметь торговаться с местными купцами и заказывать еду в трактире. Хуже всего то, что они не знали таньчайской письменности, а потому в принципе не могли упражняться в каллиграфии.

Положение спас боцман Родриго, заявивший, что писать из команды «Эль Барко» действительно никто не умеет, но чисто зрительно он может отличить надпись на трактире от надписи на доме портовых шлюх и даже может по памяти воспроизвести любую. Каллиграфисты подумали и согласились в виде исключения разрешить Родриго написать на бумаге то, что он помнит. Правда, надписи со стен публичного дома рекомендовали не воспроизводить.

И каллиграфам, и морякам было даже любопытно, что же такое напишет на бумаге говорливый боцман. Любопытно это было и самому боцману, который полагался исключительно на свою зрительную память. В итоге на огромном листе бумаге появилась иероглифическая надпись, которая читалась примерно так: «Три по цене сам осёл скидка». Боцман все же что-то перепутал. Поправлять его не стали и дали морякам возможность водрузить загадочную фразу над дверьми несуществующей лавки.

Группа каллиграфов наконец решилась и сама поучаствовать в соревнованиях. От своей мастерской они двинулись вправо и хотели уже заглянуть к иноземным морякам, чтобы предложить написать на развернутом на мачте парусе какую-нибудь воодушевляющую надпись, но увидели копошащихся на палубе британских ученых. Вид у них был не важный. Мореходы заставили их катать на палубу бочки. Каллиграфы поняли, что такая же участь ждет и их, вздохнули и пошли дальше, начав разговор по дороге о несовершенстве бытия.

Все тяготы новой моды на спорт художники испытали на площадку суйвеньянцев, где им пришлось носиться за воображаемым вором по двору, сшибая все расставленные на земле горшки и ведра, перелезать через забор, падать в канаву и даже наступать на грабли.

После суровых крестьянских игр каллиграфы пожелали заняться чем-то более спокойным и интеллектуальным, а потому направились к старым знакомым — британским ученым. Они ожидали, что сэр Ротчестер предложит им нечто изящное, но не тут-то было. Каллиграфов заставили бегать по полю, гоняя ногами мяч и пытаясь его пробить в ворота.

Девушки возмутились. Бегать по полю было не так-то просто. Они все время падали, а мяч в ворота противника никак не попадал. Британские ученые все время мешали, толкались, не давали подойти к воротам.

— Я устал, — сказал наконец Лео Пин. — Можно ли у вас выпить чаю?

В группе каллиграфов чайная церемония почиталась особо. За чаем можно было собраться всем творческим коллективом и обсудить новые веяния в искусстве или высказать свое мнение о коллегах-каллиграфах из конкурирующей студии. Лео Пин ожидал, что ученые, люди утонченные и развитые, ему предложат нечто подобное. Каково же было его разочарование, когда О’Нилл сказал ему:

— Разумеется, сэр. Чайник с заваркой на кухне

Пропустив в свои ворота бесчисленное количество мячей и не забив ни одного в ворота британских ученых, каллиграфы отправились к девушкам-эквилибристкам.

— Почему это и готовить, и коромысло носить должна я, а наши мужчины будут сидеть за столом и пельмени есть? — возмутилась Янь Дейю.

— Что это за дискриминация? — поддержала ее Лилинг.

— Я отказываюсь участвовать в этом виде спорта, — заявила Кинг Лан.

— Мне хоть и хочется пельменей, — заметил Лео Пин, — но поддержу девушек.

Миншенг не спешил с выводами. Все-таки победа в Играх сулила награду, а горшочек золото, серебра или бронзы для творческого человека никогда не бывает лишним.

Миншенг еще скажет свое веское слово по поводу участия команды в соревнованиях по домашней эквилибристике. Ведь Миншенг был в меньшинстве, а в их творческой группе мнение меньшинства всегда было ценнее мнения большинства.

Не попрощавшись с девушками из Кунуси, каллиграфы отправились к мореходам. Как оказалось, все они спали в раскинутых неподалеку от корабля шатрах. Разбудить удалось одного боцмана. Он нехотя поднялся и показал художникам, где стоят бочки, которые требовалось вкатить по трапу на палубу. Каждая из бочек казалась неподъемной.

— Мы девушки! — запротестовала Рой Линг. — Миншенг и Лео, может, вы бочки закатите, а мы с Кинг и Янь пока посидим?

— Простите, дамы, но у нас равноправие, — возразил Лео Пин.

— Да. И никакой дискриминации, — добавил Миншенг.

Миншенг уже заметил отмеченную особым знаком взрывную бочку. Взрыватель же имелся у него с собой. Откатив бочку в сторону, Миншенг сказал, что закатывать бочки на палубу не будет, так как его утонченные руки оказались неспособны к грубой работе, и убежал к взрывной бочке.

Со своей задачей он великолепно справился. Он отвлек стражников, охранявших место ритуала, подкинув им кошелек с золотом, закатил на территорию бочку и оставил ее под гигантским троном, установленным там, по-видимому, для дракона.

После этого Миншенг благополучно вернулся к кораблю.

Следующим пунктом осмотра стала площадка единоборств. Глядя на огромных панд, каллиграфы практически уже у тратили надежду победить хотя бы в каком-то состязании, но один из мастеров — старший брат Ли их успокоил:

— Неужели вы не слышали легенды, в которых маленький мальчик побеждал великана? Кунг-фу позволит вам стать такими победителями.

Каллиграфы воодушевились, особенно девушки. Впрочем, вполне возможно, что больше их воодушевили не потенциальные успехи в кунг-фу, а обнаженный торс младшего Ли. Это не могло пройти мимо внимания Миншенга и Лео Пина. Они выпрямились, расправили плечи и стали бодро выполнять все команды тренера, стараясь при этом принять эффектную позу. Девушки внимания на своих коллег не обращали, они ловили каждое движение и каждый взгляд Ли Сяолуна.

Лео и Миншенг не сдавались. При каждом выпаде они стали издавать боевые крики: "И-й-й-я!" Кончилось это для них плачевно: мастера единоборств отреагировали мгновенно, уложив обоих на лопатки.

Вскоре к ним пришли девушки-эквилибристки. Вот тут Мишенг и Лео решили отомстить своим подружкам начали бессовестно приставать к гостьям.

Янь, Кинг и Лилинг, заметив нарочитые и даже неприличные ухлестывания своих коллег за молодыми крестьянками, занервничали и начали отпускать колкости типа: "А как здесь весною? Чудесно? Запах навоза цветочный аромат не перебивает?"

Девушки из Кунуси за словом в карман не лезли.

"У нас всегда хорошо и чисто. Разумеется, пока не приезжают из города любители деревенских пикников. Они ж как грызуны: где сидят, там и гадят"

Перешли к разговору о соревнованиях.

— Писать и читать, девочки умеете?

— У умеем!

— А значение слов вам дополнительно объяснять не надо будет?

— Только если вы сами захотите у нас спросить, правы вы или забыли значение слова?

Общение вышло не из приятных. Девушки из Кунуси постарались поскорее его закончить.

Затем к каллиграфам пришли крестьяне из Суйвеньяна.

Вороловы были сильными и ловкими в поимке воров, но вовсе не в чистописании.

Янь и Лилинг, чтобы не портить большие листы бумаги, решили дать вороловам сначала потренироваться с ними на маленьких карточках с пером и чернилами. И сколько не диктовали они крестьянам тексты, ни разу у них не получилось написать без ошибок.

День подходил к концу, и пора было заканчивать тренировки. Завтра предстоял очень важный день. Назавтра должны были приехать Посланники от главы уезда, чтобы проверить готовность команд к играм.

Тайна главного злодея: тайна даров дракона и клана избранных, попытка подорвать место ритуала