Леонид возвращался домой. Голова болела с самого утра. Шаг был нетвердым. Очень хотелось пить. За спиной в чехле болталась гитара, а в мозгу крутился недавно сочиненный мотивчик. К этому мотивчику бы еще придумать слова — хорошие, ёмкие, запоминающиеся. Но на ум приходило только что-то вроде: 

Лунный свет, ты мой друг неизменный,

Мир в сиянье твоем — офигенный.

Леониду в этой двустишии больше всего нравилось последнее слово — такое простое, доходчивое. Оно легко заменялось на другие, идентичные по смыслу разговорные словечки с разной степенью цензурности. Проблема была в том, что Леониду не нравилось все остальное.

Леонид, известный также в узких кругах под творческим псевдонимом Леонтий, возвращался домой к себе на Черную речку. Время было еще совсем не позднее, всего-то около одиннадцати вечера. По бардовским меркам — вообще практически середина дня. Транспорт еще ходил, и Леониду ничего не стоило доехать до своей квартиры на улице Савушкина на метро. Но он не хотел ехать ни в общественном транспорте, ни на такси. Больная голова требовала свежего воздуха, а творческий процесс — движения. 

Леонид не был дома со вчерашнего утра. Вчера они с друзьями неплохо заработали, выступая возле станции метро на площади Восстания. На полученные деньги они купили много пива и еды и надолго засели в Генкиной квартире возле Сытного рынка. Компания была большая, все время кто-то приходил, кто-то уходил. Леня плохо помнит события этих прошедших суток. Много пели, много пили. Периодически он засыпал, но потом просыпался и снова начинал петь. И пить. Когда же наступил вечер  (уже нынешнего дня), Леонид подумал, что пора завязывать с кутежом. По крайней мере на сегодня.

В глубине души Леонид понимал, что такая богемная жизнь ни к чему хорошему не приведет, но он ничего не мог с собой поделать. Друзья, творчество, интересное общение, — все это затягивало. И все же где-то очень далеко, на самом дне сознания уже начала зреть робкая мысль, что, возможно, стоит что-то поменять.

Леонид шел по Каменноостровскому проспекту. Он уже миновал Лопухинский сад и вышел к Малой Невке. На другом берегу, на Каменном острове он заметил какое-то зыбкое бледно-голубоватое сияние, странный эффект опустившихся сумерек.

Леонид перешел Каменноостровский мост. Здесь, прямо на углу набережной и проспекта сидела удивительно красивая белая кошка и смотрела прямо на него.

— Мяу! — громко произнесла пушистая красавица и двинулась вдоль домов, все время оборачиваясь и останавливаясь, будто приглашая Леонида следовать на нею. Бард не мог пройти мимо.

Кошка свернула в ближайший проулок, увлекая за собой Леонида, но едва он зашел за угол, как увидел милую светловолосую девушку. Кошка тут же прыгнула ей на руки.

— Ты что-то ищешь? — игриво произнесла девушка.

— Я? Нет. Просто эта кошка…

— Кошка? Ее зовут Луна. 

— Луууна…

— Ты играешь? — спросила девушка, указывая на гитару.

— Да. Играю, Сам сочиняю. Сыграть?

— Сыграй. Что-нибудь своё…

Леонид не мог понять, что с ним происходило. Он беспрекословно расчехлил инструмент и начал играть. Ему даже в голову не пришло, что можно отказаться. Голос девушки и мурлыканье кошки словно парализовали его волю. Он словно поплыл по спокойным водам протекающей рядом Малой Невки.

Лунный свет, ты мой друг неизменный,

Мир в сиянье твоем — совершенный.

Лунный свет, озаряющий мглу,

Воспротивится мраку и злу.

Прислонившись спиной к стене, Леонид перебирал гитарные струны и пел. Мыслями он был где-то совсем далеко. Головная боль утихла. Бард посмотрел на девушку с кошкой в руках. Она улыбнулась, повернулась к нему спиной и пошла по узкому проулку. Через несколько шагов она остановилась и обернулась, взглядом приглашая певца за собой. Он послушно последовал за ней. 

Бард и девушка с кошкой всё шли и шли, а проулок не кончался. 

А потом они оказались в каком-то удивительно волшебном мире. Это был Петербург, но Леонид не узнавал его. Странный свет, плавное движение теней. Здания были и знакомы, и незнакомы одновременно. Девушка с кошкой и бард медленно проходили по улицам Петроградской стороны, а затем перешли на Васильевский остров. Здесь возле Университетской набережной собралось множество странно одетых людей и фантастических персонажей. Все ожидали начала праздника.

— Я давно хотела познакомиться здесь с некими очень важными лицами, — призналась Луна.

— Какими же? — спросил Леонид.

— Со сфинксами. С теми, самыми древними. Они здесь лучше других знают, как устроена вселенная. Пойдем.

И они вышли на набережную у Академии художеств. Луна, не то девушка, не то кошка, подобралась на мягких лапках к одному из древних сфинксов.

— Мяу! — начала она. — Праздник в самом разгаре. Всё так красиво и торжественно.

— Здесь всегда так, — немного сердито буркнул сфинкс.

— Я вижу, что у вас очень важная и ответственная миссия, — продолжила Луна.

— Да, мы с моим братом Радамесом должны стоять на посту весь праздник. Такова церемония.

— А если в это время что-то произойдет в городе?

— За порядком наблюдают другие сфинксы на Заставах. А почему вас это интересует?

Луна загадочно улыбнулась. 

— Мне просто любопытно. Я так хотела познакомиться с вами и понять, как в Петербурге сосуществуют разные миры. Как они пересекаются между собой. Я любознательна.

Сфинкс ответил немного грубовато:

— Параллельные миры — это к грифонам. Они здесь недалеко — в Башне у аптеки Пеля. Из этой башни есть выход в разные реальности. Но вообще-то грифоны никого туда не пускают. А наша с братом миссия — также стеречь эти границы

— Но все же, — начала ласково мурлыкать девушка-кошка. — Не слышали ли вы, как грифоны попадают в эти миры?

— У них все на кодах и паролях. Пишут на стене возле башни и попадают. Знаю, что первые цифры Потаенного Петербурга — день основания Санкт-Петербурга. А последние цифры — дата рождения…

— Ты бы помолчал, Абидос! — прервал сфинкса подошедший Радамес. — Не стоит коды раскрывать кому попало, тем более кошкам. 

Луша фыркнула и ушла. Леонид не успел за ней. Он стоял на набережной посреди странной толпы, в которой можно было обнаружить ли людей в одежде разных эпох, и мифических атлантов, и антропоморфных животных. Но вскоре среди всей этой разношерстной публике Леонид заметил вполне обычного парня, такого же, как он, столь же изумленного непривычным зрелищем. В руках он держал мольберт, кисти и краски. Звали его Платон.

— Как думаешь, где мы? — спросил Леонид.

— Похоже, это мистический Петербург,  параллельный мир. Я его рисовал, он стал реальным.

— А я сочинял песню. Про лунный свет.

— Кажется, не надо было смотреть сфинксам в глаза на закате.

— А мне не надо было бегать за кошками по переулкам. 

Они замолчали, признаваясь самим себе, что они даже рады подобному фантастическому приключению.

Леонида вдруг осенило:

— Ты сказал “параллельный мир”?  Сфинкс только что говорил Луне о Башне грифонов, через которую можно перемещаться между мирами.

— Да-да, это здесь недалеко. могу показать, — сказал Платон.

И они отправились к Аптеке Пеля. Выглядела она почти так же, как аптека-музей в реальном Петербурге, но здесь была все же действующей. Молодые люди обошли здание с Днепровского переулка и вошли во двор. Здесь не было никаких замков. 

И вдруг во дворе послышался шум и гам. Два великолепных грифона дрались с рогатым демоном, которого пытались схватить. Они то появлялись, то исчезали, шатаясь между двумя мирами. Порталы в стене то и дело открывались. Платон успел воспользоваться одним из них, а Леонид не успел.

Зато Леонид увидел наконец Луну. Она шла из соседнего двора с бородатым мужчиной с длинными черными волосами. Бард подслушал их разговор.

— Подумайте хорошенько над тем, что вы делаете, — ласково мурлыкала Луна.

— Я это делаю не ради славы, не ради денег. Я это делаю ради великой науки — математики.

— Подумайте.

И тут Луна заметила барда. Оставив математика во дворе, она сказала Леониду: 

— Пойдем отсюда.

И они вышли на улицу, пошли в сторону набережной. Оттуда доносились какие-то крики. Что-то происходило на Неве. 

— Нет, давай вернемся, — сказала Луна. — Сердце не на месте.

Луна оставила барда на улице, а сама зашла в аптеку. А Леонид все стоял, ждал ее, крутил в руках гитару, не зная, что делать: плакать, петь или плясать.

И вдруг изумленный Леонид увидел над головой летящего грифона, который нес рогатого демона по направлению к Стрелке. 

— Куда он его? — произнес бард вслух.

— Сложно сказать! — ответили ему сбоку. — Пойдем посмотрим.

Леонид повернулся и увидел антропоморфного льва.

— Не бойся. Я не кусаюсь, — с усмешкой заверил Мурмураций. — Садись на меня. Я быстро домчу. 

Демона они обнаружили только на Троицкой площади. Он стоял и разговаривал с каким-то молодым человеком, довольно потрепанного вида. Лев залег в траве, а Леонид спрятался за Соловецким камнем. 

И там к камню украдкой подобралась незнакомая девушка. 

— Ты тоже за ними следишь? — спросил он девушку. Та кивнула головой.

—  А ты ведь не местный, из реального мира, верно?

 Леонид подтвердил. 

— Как ты сюда попал? 

— Из любви к кошкам. 

— Ладно, — сказала девушка. — Хочешь я тебе отсюда выберу вывезу выведу?

— Пожалуй.

И она взяла его за руку и вытащила в реальный мир.

— Ничего себе, как ты можешь!

— Я много чего могу.

— Кто же ты такая?

— Кикимора.

— Не может быть! Ты же такая… такая красивая…

— А с чего ты взял, что кикиморы уродины? Нас надо только приодеть и… причесать. И тогда…

Они весело болтали, а потом Леонид взял гитару и запел:

 В заколдованных болотах там кикиморы живут 

 Защекочут до икоты и на дно уволокут.

И вдруг реальный мир затрясся и загудел. Кикимора схватила барда за руку и побежала с ним. Отдышались они только возле камня на месте Троицкой церкви. И тут маленький бронзовый макет древнего храма стал расти и вновь стал настоящим.

Кикимора и Леонид вновь провалились в Потаённый мир. Кикимора попыталась вернуться назад, но не смогла.