Хонготар

Посреди бескрайних лесов раскинулась прекрасная Тапиола — владения лесного хозяина Тапио и его супруги Миэликки. Им подвластны и густые чащи, заваленные буреломом, и светлые боры, усыпанные черникой, и темные ельники с гигантскими муравьиными кучами, и влажные березняки с густой травой. А среди этих богатых угодий особо выделяется сосновый лес — светлый, величественный, волшебный, полный ароматного вереска и сочных ягод. Там  правит Хонготар, двоюродная сестра Миэликки. И именно она считается прародительницей медведей. Правда ли, что благодаря Хонготар  эти мощные звери появились на свет, неизвестно, но то, что слушаются они именно ее, несомненно.

Недавно в сосновом бору с медведями приключилась одна история. 

Как-то утром пришла Хонготар к Миэликки, и та рассказала, что ночью в густых дебрях под одной из коряг нашла горшок с каким-то странным зельем. Как ей удалось добраться до этого места ночью, впотьмах, Миэликки не сказала, а Хонготар так и не спросила, потому что само зелье ее заинтересовало. Веяло от него каким-то чужим колдовством, и страшно было крышку открывать. Но Хонготар присмотрелась внимательно к самому горшку.

— Посмотри на этот узор, Миэликки, — сказала она. — Такие горшки делают в Похъёле. Это зелье оттуда. 

— Что же мне делать? — спросила Миэликки. — Я опасаюсь открывать крышку.

— Отдай это зелье мне, — предложила Хонготар. — В моем сосновом лесу есть глубокий овраг. Если в этом горшке какое-то суровое колдовство, то оно так и застрянет на дне оврага и не причинит никому вреда.

Миэликки отдала зелье двоюродной сестре, и Хонготар отнесла горшок к себе в лес, опустила на дно оврага и после этого осторожно приоткрыла крышку. 

На первый взгляд ничего не произошло. Содержимое горшка только очень необычно пахло. Запах этот нельзя было назвать вонью, было в нем даже что-то приятное, просто он был очень резким и стойким. И хотя Хонготар тут же крышку закрыла, запах из оврага поднялся и разнесся с ветром.

Вскоре из глубины леса донесся медвежий рев. Хонготар забеспокоилась, не случилось ли что-нибудь с ее подопечными, и поспешила на голос животных. 

Недалеко от оврага на поляне Хонготар увидела семейку медведей — самца, самку и трех медвежат. Все они громко ревели, беспокоились и тревожно поглядывали на хозяйку.

— Что с вами, что стряслось? — спросила их Хонготар.

— Жрать! Жрать! — зло ревели старшие мишки.

— Жратеньки! — вторили взрослым медвежата.

— Что ж вы такие голодные?! — воскликнула Хонготар. — Идите к реке, там много рыбы. 

Хонготар взяла прутик и погнала мишек к реке. И тут как назло где-то вдалеке, меж сосновых стволов показались две человеческие фигуры. Заметив незваных гостей, медведи повернулись в их сторону, готовые напасть в любой момент. Люди вовремя услышали громкий рык и кинулись в разные стороны. Хонготар кричала, пыталась сдержать своих питомцев, но сделать это было очень трудно. Медведи умеют быстро бегать. 

И тут на сосновый лес налетел сильный ветер. Небо закрылось тучей. Медведи перестали реветь и немного успокоились. Хонготар взмахнула прутом и погнала лесную скотину к реке.

Там мишки насытились, успокоились и разошлись. А Хонготар поняла, что зелье это у зверей дикий аппетит возбуждает. Спустилась она в овраг, нашла горшок и накрыла его одеялом, чтобы запах по лесу не разошелся. Потом она забралась под одеяло и набрала немного его зелья в маленький пузырек — на всякий случай.

На второй день после этого случая Хонготар серьезно поссорилась со своей двоюродной племянницей, и стыдно признаться из-за чего — из-за любви. Обе они с Тыыникки с ума сходили по лыжному мастеру Кауппи Люликки. И это при том, что обе они были безразличны ему.

Мастер Кауппи жил на хуторе посреди елового леса, но слава о нем разошлась далеко. Лыжи его были и прочны, и легки, хорошо держались на снегу и так славно скользили, что моргнуть не успеешь — а ты уже на другом конце леса. Кто только ни заказывал лыжи у Кауппи — и славные герои, и простые крестьяне. Потому богат был мастер, а с богатством пришла и гордость. Многие девицы поглядывали на этого знатного жениха: и деревенские красотки, и городские барышни. Но сам он мечтал жениться на Красавице Похъёлы Ауликки — дочери колдуньи Лоухи.

— Вот изготовлю я такие лыжи, что не по снегу, а по воздуху летают, — и поеду к ней в Похъёлу просить руки.

Долго мастерил Кауппи летающие лыжи, а Хонготар и Тыыникки наблюдали за ним и вздыхали. Такой жених стремится в мрачную Похъёлу. И хотя слух о красоте Ауликки разносился по всему подлунному миру, лесные девы себя не менее достойными считали. 

И вот наконец готовы были лыжи, что по воздуху, как по твердому снегу скользят. Приготовил Кауппи богатые подарки для своей будущей невесты, взял с собой хлеба и сыра, встал на лыжи и полетел в туманную Сариолу.

Хонготар стала сокрушаться, что не увидят она больше милого Кауппи, и решила прибегнуть к колдовству, чтобы помешать свадьбе Ауликки и лыжного мастера.  

Взяла она большую чашу, налила в нее родниковой воды из-под валуна, в которой угодила молния и стала шептать заклинания. Помутнела вода в чаше, пошла рябью, а когда успокоилась, увидела Хонготар в водной глади лицо Ауликки.

— О, Ауликки, краса Похъёлы, — сказала лесная хозяйка. — Едет к тебе жених Кауппи Люликки. Будет он тебе подарки дарить, красивые речи говорить и счастливую жизнь обещать. Только не верь ты ему. Злокозненное сердце у этого обманщика. Запрет он тебя в доме, держать будет в черном теле и заставит с раннего утра до поздней ночи работать. Не будет тебе ни счастья, ни радости, ни любви.

Ауликки покачала головой и ответила:

— О, Хонготар, лесная красавица. Слышала я уже об этом мастере похожие слова. Но хочу сама я посмотреть, что это за жених такой. Обещаю, что буду я осторожна. Но скажи и ты мне, не желаешь ли ты часом, чтобы остался он с тобой?

— Если и желаю, то лишь для того, чтобы не страдали от него другие девушки.

Только развеяла Хонготар свои чары над чашей, как распахнулась дверь ее дома, и вбежала в него Тыыникки. Узнала она как-то, что тётка ее над чашей колдовала, чтобы сватовство Кауппи расстроить. Начали спорить обе лесные красавицы, говорить друг другу обидные слова, едва не подрались. Схватила Тыыникки чашу с заговоренной водой, размахнулась и закинула ее далеко за лес. Тотчас же и Хонготар схватила волшебный венок из кипрея и кинула его туда же.

Упала чаша прямо на луг за лесом, и вода даже е разлилась. И опустился прямо поверх ее венок. Вспыхнули от соприкосновения два волшебных предмета, и возник на их месте, прямо посреди луга колодец. И если в этот колодец прыгнуть, то попадешь прямо в туманную Сариолу.

И хотя поссорились тетка и племянница, на следующий день они примирились. День тот выдался странный, длился он долго-долго, потому что встало на небе солнце неподвижно и облака застыли. А ветром откуда-то издалека принесло вдруг чудесные звуки кантеле. Или послышалось это?

Внезапно высоко в небе встала чудесная радуга, уводящая куда-то на север. Тыыникки прибежала к Хонготар и спросила:

— Что это?

— А это, верно, соперница наша Ауликки, мост проложила. Известно, что она умеет радужные мосты из Похъёлы строить, — племяннице ответила Хонготар. 

— Для кого только? И зачем? Кауппи же должен был уже до Похъёлы добраться? Может, она отвергла жениха и хочет его обратно в Тапиолу вернуть? 

Задумались лесные девы, вспыхнула в них надежда. В любом случае проверить это надо было. Побежали они сами по радуге в Похъёлу, но не встретили на своем пути Кауппи. 

— Смотри, кто это? — вдруг воскликнула Хонготар, указывая на облако.

В одном из облаков, зависшем рядом с радугой веселилась, прыгала и резвилась Ауликки, Краса Похъёлы, а рядом с ней был какой-то крепкий парень, лица которого в облачной вате не разглядеть было. Ясно было только, что это не Кауппи.

— А где же Кауппи? — спросила тетку Ауликки.

— Искать надо!

И лесные девы побежали дальше по радуге в Похъёлу искать своего милого.

Весь день они ходили по окрестным лесам, поджидая Кауппи, а потом, когда наступила ночь, остановились они на окраине леса, к северу от хозяйства Лоухи, за загоном для скота. Там где-то за полчаса до полуночи встретили они Ауликки, в столь поздний час возвращавшуюся откуда-то домой. Дочь хозяйки Похъёлы услышала, что разговоры они ведут между собой только о Кауппи, и сразу догадалась об их интересе.

— Не волнуйтесь, — сказала им Ауликки, — Кауппи мне совершенно безразличен, и не собираюсь я за него замуж.

И оставив лесных дев одних, она ушла. Тыыникки и Хонготар тут же принялись спорить между собой, кто виноват в такой неловкой истории, и едва не разругались совсем. Но их остановило неожиданное появление Нюрикки на чудесном вороном коне. 

Прибыл он в Похъёлу из любви к путешествиям, а где раздобыл он такого скакуна, не говорил. Но был дровосек дружелюбен и весел, и вскоре Тыыникки и Хонготар забыли о взаимных обидах. 

И вдруг ночь взорвал жуткий волчий вой, от которого кровь стыла в жилах. Шел он со стороны хозяйства Лоухи. А следом появились и сами волки. Мигом окружили они лесных дев и дровосека, готовясь напасть, но потом пришел старый волчий вожак, всех внимательно осмотрел и сказал:

— Не бойтесь, мы не тронем вас. Вы из семьи хозяев Тапиолы! Простите нас, мы обознались.

И тут же волки сорвались с места и умчались куда-то в южном направлении.

И хотя опасность миновала, Нюрикки предложил отойти к скалам и спрятаться за каменным утесом. Так они и сделали. В скале они обнаружили пещеру с входом, закрытым решеткой, — видно, как-то использовала эту пещеру Лоухи.

— Повезло тебе, Нюрикки, — сказала Тыыникки. — Ты с нами был, а волки не трогают только членов семьи хозяев Тапиолы.

— Да уж, — произнес дровосек и замолчал.

Так сидели они некоторое время возле входа в пещеру, пока не услышали:

— Ах, вот где ты, доченька!

Это была Миэликки. Она целый день искала Тыыникки, беспокоясь за нее.

— Мы с отцом хотели бы с тобой серьезно поговорить. Пришлось отправиться за тобой в Похъёлу. 

Миэликки пыталась говорить сдержанно, но была видно, как она сердита на свою дочь. А потом достала она маленькую табакерку, искусно вырезанную из карельской березы, с причудливыми узорами, открыла хитрый замочек и предложила взяться за руки, а потом понюхать табачок. И поняла Хонготар, что в этом действе было какое-то волшебство.

Так и поступили они вчетвером, а дровосек еще придерживал своего скакуна под уздцы, но ничего не произошло. Вновь и вновь нюхала Миэликки табак, чихала и всем давала нюхать, но все оставалось по-прежнему.

— А отдайте-ка мне табакерку, — сказал Нюрикки.

Приняв вещицу из рук Миэликки, он повторил то же самое и с тем же успехом.

— Оставь ее себе, — сказала Миэликки, а потом взяла свою дочь за руку и предложила пойти к дому Лоухи. Хонготар решила не оставлять родственниц.

Нюрикки остался стоять вместе со своим конем возле каменного утеса. 

Вскоре они вышли на дорогу и встретили там саму хозяйку Похъёлы. 

— Это вы заставили волков взбунтоваться? Зачем вы явились сюда? — грозно спросила Лоухи. — Всем известно, что звери слушаются лишь хозяев Тапиолы.

— Нет, Лоухи, — спокойно ответила Миэликки. — Клянусь, я пришла в Похъёлу лишь за дочерью. Ее же саму беспокоят лишь дела сердечные. Да, волки служили тебе по моей просьбе, но тебе ли не знать, насколько ненадежные они слуги. Как волка ни корми, он все в лес смотрит. Я могу усмирить этих зверей. Но прошу тебя, не пытайся больше их приручать и усмирять. Волки не псы, они вольные животные.

Согласилась со всем Лоухи. И тогда Миэликки призвала всех волков и велела им отправляться в большой загон для скота, что находился неподалеку от двора.

— Пусть волки пока там посидят, но обещай, Лоухи, что завтра ты их выпустишь на волю на все четыре стороны.

Лоухи пообещала. Затем она предложила всем переночевать в доме, ф сама ушла закрывать загон, где уже собралась волчья стая.

На дворе и в доме их застал страшный беспорядок. Слуги и работники пытались убрать то, что сломали и разбили взбунтовавшиеся волки. Кто-то даже был ранен, но все были живы. Хонготар помогала всем как могла. Позже пришла Ауликки с какими-то людьми, одетыми по-деревенски. Еще позднее во дворе появились Нюрикки и даже Тапио, а следом вернулась сама хозяйка. Хозяева Тапиолы не хотели при всех вести серьезный разговор с дочерью, тем более — посреди ночи.  Поэтому вскоре все ушли спать.

Утром над хозяйством Лоухи разнесся жуткий крик. Это первые работники и слуги, выйдя во двор, обнаружили, что он полон разнообразных змей. Они переползали из угла в угол, скручивались в клубки и так обвили колодец, что даже невозможно было его увидеть.

Всем обитателям поместья пришлось бежать со двора. 

Лоухи приказывала змеям вернуться на болота, но они не слушались ее.

Покинувшие хозяйство люди принесли и другие печальные вести. Загон для скота был открыт, ворота разбиты и даже опоры изгороди в нескольких местах разрушены. Каменный утес недалеко от загона просто исчез. На его месте осталась огромная бесформенная куча песка. И часть утеса на берегу обрушилась в море.

Но не это была главная утрата. 

Похищена мельница Сампо.

Общая с Тыыникки — непредвиденное появление колодца в результате совместного колдовства.