Вяйнемёйнен

Цвела и благоденствовала Калевала, пока однажды не случилась на этой благословенной земле великая сушь. Не взошли в то лето на пашне хлеба, обмелели реки и озера, и даже из болот ушла вода. Напрасно мудрый старец Вяйнемёйнен слагал руны и пел заклинания, обращаясь к тучам небесным и источникам земным, ибо были то козни старухи Лоухи, хозяйки мрачной Похъёлы, что на благодатную Калевалу наслала нее беды своим колдовством. Не любила она на зятя своего — кузнеца Ильмаринена (но то дела семейные!), да и к другу его Вяйнемёйнену тоже любви не питала. Но не знал тогда Вяйнемёйнен причину бед своей земли, иначе отправился бы он в Похъёлу с ее хозяйкой разговор вести. 

Водяной Ахто долго изнемогал от жары, но все же собрал все свои силы и вернул земле воду. Однако было уже поздно, лето кончилось, наступила осень. И тогда Вяйнемёйнен, узрев, сколь скудны плоды земли в этом году, вспомнил о чудесной мельнице Сампо, что кузнец Ильмаринен сделал для старухи Лоухи, когда сватался к ее дочери.  Мелет она когда надо муку, когда надо — соль, а когда надо — деньги, споро сыплет то, что пожелаешь: с рассвета мелет меру на потребу, днем — меру на продажу, а вечером — меру на пирушку. 

Обратился мудрый Вяйнемёйнен к Ильмаринену с просьбой выковать такую же мельницу, но кузнец отказал ему, ибо Сампо — единственная в своем роде, и не вынесет земля волшебной силы двух таких мельниц.  И тогда великий песнопевец уговорил Ильмаринена отправиться с ним в Сариолу и взять хотя бы на время у тещи из медной скалы чудную мельницу, чтобы впредь одаривала она своими благами осиянную землю Калевалы.

— Только трудно нам будет добыть Сампо, — сказал Ильмаринен, — не отдаст его добром Лоухи, а само оно сокрыто за девятью замками, да к тому же пустило вглубь корни: один ушел в землю, другой зацепился за берег моря, а третий крепко обвил утес.

Взяли Вяйнемёйнен и Ильмаринен большой корабль, чтобы было, куда погрузить Сампо, и двинулись в туманную Сариолу. 

Хозяйка Похъёлы встретила гостей недобрым взглядом и спросила, какая нужда их привела, а те с чистым сердцем и рассказали о своей беде, не зная еще, кто именно в ней виноват. Попросил Вяйнемёйнен у Лоухи чудесную мельницу на время, но старая ведьма не желала свое сокровище ни на час отдавать, потому придумала хитрость.

— Одолжу я вам ненадолго Сампо, — ответила хозяйка Похъёлы, — но только если выполните вы три моих задания. Это честный будет обмен.

Вяйнемёйнен и Ильмаринен переглянулись между собой и не раздумывая согласились.

— Слушайте первое мое задание, — сказала Лоухи. — Хочу я, чтобы волки, что без толку рыскают по лесам, перестали нападать на мой скот и моих людей, чтоб сторожили мои дворы и берегли богатства не хуже цепных псов.

Задумались  Вяйнемёйнен и Ильмаринен, по силам ли им волю старухи Лоухи выполнить. Видано ли это, чтобы дикие и свирепые звери, вольной охотой себе корм добывающие, стали служить человеку. Но славным героям очень нужно было Сампо добыть, потому они согласились.

И тогда мудрый песнопевец решил спросить совета у лесного хозяина Тапио и его супруги. Взял он в хозяйстве Лоухи сани, что среди лета стояли без надобности, а затем заклинанием призвал на помощь стаю диких гусей, которым велел впрячься в сани. Так отправился он с кузнецом на юг, в Тапиолу. 

Опустили гуси сани на землю в самой лесной глуши. Пошли  Вяйнемёйнен и Ильмаринен сквозь дебри к свету и увидели лесную хозяйку Миэликки, идущую по тропе с огромной миской похлебки. Герои остановились в стороне и стали наблюдать. Вышла она на поляну, поставила миску на землю и заворковала, словно горлица. Тут же сбежалось со всех сторон крупное и мелкое зверье и сгрудилось вокруг миски. И ни один зверь не трогал другого: ни лисица зайца, ни рысь мышь. Все спокойно и послушно лакали похлебку, и она не заканчивалась. Наевшись же, они подходили к Миэликки и ластились к ее ногам. 

— Вот кто поможет нам совладать с волками, — сказал Ильмаринен.

Дождались герои, пока все звери насытятся похлебкой лесной хозяйки и разбегутся, после чего вышли на поляну поприветствовать Миэликки. Радушно ответила хозяйка Тапиолы на добрые слова Вяйнемёйнена и Ильмаринена и позвала в дом отдохнуть с дороги. И сам лесной хозяин Тапио рад был мудрому рунопевцу и славному кузнецу. Обоих радушно принял и попросил Вяйнемёйнена скрасить застолье игрой на кантеле и пением. 

— О, достославные  Тапио и Миэликки, — ответил Вяйнемёйнен, — я охотно спою вам, но прежде хотелось бы мне узнать ваш секрет, отчего звери так послушны вам и рядом с вами становятся такими ручными?

— Это потому, что мы знаем главную тайну всех обитателей леса, — ответил лесной хозяин, — но сказать ее вам мы не можем, ибо не хотим предавать тех, кто так доверяет нам. 

С пониманием кивнул головой Вяйнемёйнен, а после взял кантеле и сложил руну о том, как несхожи меж собой жизни пса и волка, как стал пес служить человеку, а волк выбрал голодную, но вольную жизнь. Когда же он закончил, Ильмаринен обратился к Миэликки.

— Не могу я, как мой друг, чудесные песни слагать, но и я своим ремеслом могу порадовать лесных хозяев. Изготовил я недавно ожерелье из чистого золота, и подобно оно небесным созвездиям. Колдовским свойством оно обладает. В ночи, настоящие звезды, дорогу показывает. А может, и еще какую-то волшебную силу имеет.  Не пожелает ли любезная хозяйка выйти во двор и примерить на себе мою работу? А досточтимый хозяин издали, из окна пусть на новые звезды посмотрит.

Тапио и Миэликки охотно согласились. Ильмаринен вышел вместе с хозяйкой во двор, а когда они вернулись, на груди Миэликки сверкало чудесное ожерелье. 

И понял Вяйнемёйнен, что его другу удалось договориться с хозяйкой.

Когда Вяйнемёйнен и Ильмаринен вернулись в мрачную Сариолу, у ворот их встретили волки, что несли службу, как верные псы.

— Слушайте мое второе условие, — сказала хозяйка Похъёлы. — Я хочу, чтобы все ядовитые змеи уползли дальше от людских троп и сторонились жилья нашего. И лишь раз в год, сбросив кожу, приносили ее мне на пошив мягких сапожек.

Вновь перекинулись взглядами Вяйнемёйнен и Ильмаринен, пожали плечами и согласились. Очень нужна была мельница Сампо Калевале. 

Вяйнемёйнен и Ильмаринен снова сели в сани, запряженные дикими гусями, и отправились к далекому озеру, где нашли водяную колдунью Сюэтар, из слюны которой, как известно, и появились змеи. 

— Что привело вас ко мне, герои, — мрачно спросила  ведьма.

— У нас к тебе дело есть, — ответил Вяйнемёйнен. — Хотим мы ползучих гадов приручить, чтоб сторонились они людских дорог и троп, оползали жилища, а раз в год отдавали старую шкуру свою сапожникам для работы. Ты же всяких вредных тварей породила, а значит, имеешь над ними власть.

— Какой ты прыткий, — ухмыльнулась Сюэтар. — С чего бы мне тебе помогать?

— А с того, что сами мы в долгу не останемся. Я песнопевец, слагаю волшебные руны и заклинания, а друг мой — кузнец, который любую чудесную вещь выковать может.  Все что попросишь, сделаем для тебя.

— Я хочу получить сонные иголки: воткнешь их человеку в ухо, и спит он до тех пор, пока их не вынешь. 

Ильмаринен кивнул:

— Есть у меня с собой иголки, что изготовил недавно сам. Только силу волшебную в них пусть  Вяйнемёйнен вдохнет.

И взял рунопевец кантеле, и запел песнь колыбельную, ибо именно в колыбельных заключены чары сна. А кузнец тем временем держал свои иглы перед волшебным  инструментом, и вскоре заказ Сюэтар был готов.

Приняла водяная ведьма сонные иглы и, согласно уговору, нашептала что-то на воду для всех ядовитый змей. Так было исполнено второе задание старухи Лоухи.

Когда герои вернулись в Сариолу, увидели они на дворе хозяйки Похъёлы целую гору змеиных шкур.

Старуха Лоухи же по-прежнему имела недовольный вид.

— Как вижу, и со вторым моим заданием вы справились, — проговорила она скрипучим голосом. — Тогда слушайте третью мою волю. Хочу я, чтобы со свету исчезли все комары. Чтобы ни одного комара не осталось.

Хотел было  Вяйнемёйнен воспротивиться, но потом вспомнил про Сампо и кивнул. Как выполнить задание старой ведьмы, он еще не знал, но надеялся что-то придумать. Вышли они с Ильмариненом за ограду обсуждать начали, как изгнать комаров. И вдруг вспомнил Ильмаринен, что забыл у хозяйки Похъёлы котомку со своими изделиями. Отправился он снова на двор, а вернулся он и с котомкой, и с метлой старухи Лоухи. Почувствовал Вяйнемёйнен, что непростой это предмет.

 — Давай-ка посмотрим, что это за метла такая, — сказал рунопевец и воткнул ее в землю, а потом взял кантеле и запел.

И от чудесного пения, в которое были вплетены чудесные заклинания, внезапно ожила метла, пустила корни и превратилась в молодую березку.

— Спасибо тебе, о, искусный песнопевец, — сказало деревце. — Ты вернул мне жизнь и вызволил из-под власти злой колдуньи. Молю тебя, не слушай ты Лоухи, не ищи комаров. Велела им хозяйка напасть на вас обоих и высосать из ваших жил всю кровушку до капельки. Но я знаю, как остановить их. Прочту я заклинание Лоухи задом наперед, и разлетятся комары по болотам.

Зашумела березка листвой — зашептала волшебное заклинание. И вскоре в воздухе послышался редкий комариный писк. 

— Вот теперь, — сказала березка, — комары еще долго никаким чарам поддаваться не будут. Заклинания Лоухи сильные, но наоборот прочитанные ставят частокол от колдовства.

— Но как же мы выполним задание старухи, если с комарами сделать ничего не сможем? — воскликнул Вяйнемёйнен. — Ведь Лоухи обещала дать на время Сампо, только если исчезнут все комары.

— Не отдала бы вам Сампо Лоухи, нашла бы способ вас извести. Она же и на вашу Калевалу сушь наслала, отчего и беды ваши случились, — сообщила березка.

— Придется нам Сампо иным способом добывать, — решительно сказал Ильмаринен.

И герои, поблагодарив березку, отправились на своем корабле к рыбаку Лемминкяйнену на его остров. Ведь Вяйнемёйнен и Ильмаринен решили выкрасть чудесную мельницу, и помощь удалого Ахти была бы здесь не лишней. Лемминкяйнен же, как известно, легок на подъем. И вот уже герои втроем устремились в сумрачную Сариолу. 

Неподалеку от дома Лоухи нашли они медную скалу, где за девятью замками хранилось в недрах изобильное Сампо. Подходы к скале охраняли люди хозяйки Похъёлы. Вяйнемёйнен достал кантеле и запел своим сладким голосом, и от его пения уснули все стражи, обронив свое оружие. У крепких ворот пропел Вяйнемёйнен тихонько заклинание, и от его негромких слов затрещали на воротах засовы, а створки покачнулись с тяжелым скрипом. Чтобы не проснулись зачарованные сном враги, смазал мастер Ильмаринен замки жиром, а петли — салом и одним лишь пальцем легко отворил запоры. Распахнулись глухие ворота, и сказал Вяйнемёйнен:

— Ступай, Лемминкяйнен, за Сампо — ты прежде всех обернешься!

Без просьб готов был похвалиться удалью Ахти и, ступив к темному зеву пещеры, сказал товарищам:

— Вот увидите, только ударю ногой — и сворочу Сампо! 

Войдя в гору, ударил Лемминкяйнен Сампо пяткой, но даже не шевельнулась на нем пестрая крышка. Тогда, уперев колено в землю, обхватил Ахти мельницу руками, но и тут не удалось ему сдвинуть Сампо — крепко держали его цепкие корни. 

Взял тогда Вяйнемёйнен в руки кантеле, чтобы сложить чародейскую песнь, что ослабила бы корни. Заклинание это творило такое волшебство: если корень будет поврежден в конце или ином узком месте, то в своем основании, где соединен он с Сампо, превратится он в труху, и мельница легко от корней отделится. Произнес слова заклятья Вяйнемёйнен и вдруг понял, что недостаточно такого волшебства, чтобы Сампо извлечь. Ведь корни вошли глубоко в твердь волшебной Похъёлы, а значит, непросто до концов корней добраться. Нужны слова, что твердь Похъёлы ослабят. Но не знал Вяйнемёйнен таких слов. 

— Не могу я вырвать с корнями Сампо, — сказал он своим друзьям. — Нужно отправиться к великану Випунену, лучшему знатоку заклинаний. Известна ему вся мудрость и ведомы все заклинания на свете. Он уж верно подскажет мне. Подождите здесь меня, я скоро назад вернусь. 

На утро кликнул рунопевец орла небесного. И полетел он над лесами и болотами к мудрому великану, но прежде вновь заклинанием запер все девять замков в медной скале, чтобы хозяйка Похъёлы ничего не заподозрила. 

Полетел орел далеко на юг, туда, где раскинулись непроходимые чащи. И вот увидел наконец Вяйнемёйнен сверху в лесной глуши Антеро Випунена, лучшего на свете знатока заклинаний, — крепко спал великан на лесной поляне: за долгий сон глубоко вросло его тело в сырую землю, на плечах поднялись осины, с бороды склонилась на грудь ива, в усах встали ели, а на лбу вытянулись сосны. Достал Вяйнемёйнен меч из кожаных ножен и срубил острым железом осины на плечах могучего заклинателя, извел в бороде иву, повалил на усах ели и на лбу сосны. Следом взял вещий певец железный стержень и стал разжимать великану зубы, чтобы выведать у его языка сокровенные слова. Стиснул Випунен во сне челюсти и прокусил сверху железо, но стальной сердцевиной стержня отверз-таки Вяйнемёйнен заклинателю уста.

— Кто ты такой? Зачем разбудил меня? — проворчал недовольный великан.

— Я Вяйнемёйнен, вещий рунопевец. Я слагаю свои песни о началах сущего, о делах минувших, о потаенных истоках вещей. Знаю я множество заклинаний, что силу чудесную имеют. Пришел же я тобой состязаться, чьи слова в рунах большую волшебную силу имеют.

Усмехнулся Випунен:

— В первый раз силу моих заклинаний под сомнение ставят. Неужели ты считаешь, что знаешь больше тайн, чем я? Неужели тебе люди не говорили обо мне, что есть у меня целый ларец заклятий, что я в свои песни вплетаю?

— Не хочу я словам и слухам верить. Я хочу лично проверить это, состязаясь с тобой. Неужели тебе самому милее глубокий сон, чем чудесное пение? Неужели пугает тебя такой честный поединок?

После таких слов Вяйнемёйнена великан уже не мог отказаться. И стали петь они по очереди песни, вплетая в них заклятья. Пели о том, как возник мир, как разделились тьма и свет, воздух и вода, небо и твердь. Пели о том, как покрылась земля мхом и травой, как выросли леса и как рассекли сушу реки и озера. Пели они и о давних героях и славных их деяниях. И сколь бы ни было чудно пение мудрого Вяйнемёйнена, все же не было никого на свете, кто мог бы спеть лучше Випунена и знал бы заклятия сильнее его заклятий. Слушая эти песни, застыло на небе солнце, остановили свой бег облака, неподвижными сделались волны на море, замерла бурная Вуокса. 

Да и сам Вяйнемёйнен к концу дня сдался и уснул. Однако он успел услышать от соперника нужные слова заклятья, что размягчают камни, а значит, и ослабляют глубокие корни.

Когда же проснулся Вяйнемёйнен, стояла глубокая ночь, а полная луна хорошо освещала поляну и брусничный холм. Тихо было кругом, лишь ветер шумел в листве берез и осин. Или не ветер то был, а дыхание Антеро Випунена, что спал, положив голову на покрытый брусничником холм… 

Огляделся Вяйнемёйнен по сторонам, но нигде не увидел он своего кантеле.

Долго искал рунопевец свой инструмент, но не нашел. Опечаленный он отправился на орле, летящем быстрее ветра, к медной скале.

Появился он над владениями старухи Лоухи далеко за полночь. Возле медной скалы несла свою службу стража колдуньи. Опустился Вяйнемёйнен за следующей, каменной скалой — и сразу увидел там своего давнего противника.

Йоукахайнен. 

С ним в жизни Вяйнемёнена была связана одна очень печальная история.

***

В том северном краю, скалистом и мрачном, как изнанка мира, жил молодой Йоукахайнен — спесивый и задиристый лапландец. Услышал он однажды досадные речи, будто в долинах Вяйнёлы слагаются песни лучше тех, какие из рода в род поют в Похъёле и каким научил его отец. Зависть угнездилась в сердце Йоукахайнена — не стерпел он чужой славы и собрался в путь, в далекую Калевалу, состязаться в пении с Вяйнемёйненом. Не велели ему ни отец, ни мать, владычица рода, доверяться пустой затее, говорили, что околдуют его в чужой земле, зачаруют, оставят коченеть в сугробе, но упрям был Йоукахайнен.

— Во многом вы сведущи, — сказал он хвастливо родителям, — только я вас обоих мудрее. Захочу, и лучших певцом посрамлю, чародеев зачарую — так спою, что станет великий ничтожнее малого!

Взял Йоукахайнен в конюшне лучшего коня — из ноздрей пламя рвется, под копытами брызжут искры, — взнуздал и запряг в узорчатые сани. Уселся сам поудобнее, хлестнул коня кнутом с жемчужной рукоятью и помчался по дороге к просторам Вяйнёлы.

Так случилось, что в это время старый Вяйнемёйнен был как раз на той дороге — объезжал дубравы и рощи светлой страны.  Без удержу наехал на него буйный Йоукахайнен — зацепились у саней оглобли, лопнули ременные гужи, затрещали хомуты от натуги, а из дуг от удара вышел дым.

— Откуда ты родом, что не умеешь коня придержать? — озлился Вяйнемёйнен. — Зачем скачешь безрассудно? Зачем сломал мне сани?

— Я известный всем Йоукахайнен из Похъёлы, — ответил лапландец. — Назовись и ты, бестолковый старик.

Вяйнемёйнен назвал свое имя и велел невеже уступить дорогу старшему. Но усмехнулся пришелец:

— Нечего нам годами меряться — какой прок в немощных сединах? Кто из нас выше мудростью, тот пусть и займет дорогу, а другой ему пусть уступит. Давай, Вяйнемёйнен, в споре решим, кто из нас сильней в познаниях и чьи песни полнее чарами.

— Что ж, — согласился Вяйнемёйнен. — Я певец безыскусный, жизнь в родных лесах прожил одиноко, да и слышал там только кукушку. Начинай, поделись, в чем сведущ.

Так и начался тот спор двух певцов, о котором уже ходят легенды. Не будет подробно говорить о нем, скажем только, что молодой и дерзкий Йоукахайнен был в нем повержен и посрамлен. Но не смирилась его задиристая кровь, вступил он в драку с Вяйнемёйненом, но чудесный рунопевец своими чарами, вплетенными в пение, превратил чудесного коня в скалу, сани — в тальник, а кнут — в камыш, а   самого гордеца закопал в землю и ни за какие богатства ее соглашался вызволить его. Согласился, когда лишь Йоукахайнен сделал совсем другое предложение.

— О, мудрый Вяйнемёйнен, — взмолился он из последних сил, — отпусти, оставь мне жизнь! Я отдам свою сестру Айно — пусть будет тебе женой, пусть метет твой дом, печет тебе медовые лепешки, стирает твою одежду и ткет золотые ткани! Пусть будет тебе опорой в старости!

Понравились эти слова Вяйнемёйнену; повеселел он и запел иную песню — ею взял назад свои заклятия. Отпустила земля молодого Йоукахайнена, вновь конем стала скала, опять вышли из тальника сани, и как прежде сделался кнутом камыш. Решил могучий старец, что хватило пришлецу науки.

Не оправившись от страха, вскочил лапландец в сани, хлестнул коня и с тяжким сердцем поспешил к родительскому очагу. Язвимый своим позором, так бешено он разогнался, что у отеческого дома не успел придержать коня — сломал о ворота оглобли и разбил сани об овин. Не знают отец и мать, что и думать: печален их сын, стоят в его глазах слезы, поникла голова и побелели сжатые губы.

Наконец рассказал им Йоукахайнен, что едва спасся от чародея Калевалы, которому покорны даже камни, и за спасение обещал отдать их родную дочь Айно вещему Вяйнемёйнену, чтобы стала песнопевцу женой и опорой в хилой старости.

Но нежданно обрадовалась мать его словам и потерла довольно руки.

— Нет причины печалиться, — успокоила сына старуха, владычица рода. — Сама я долго ждала, чтобы могучий Вяйнемёйнен стал мне желанным зятем, а дочери родимой мужем. Тебе ли не знать, какая нам будет от него защита.

Услышала материнские слова Айно и горько заплакала от сердечной обиды: жаль ей стало своих девичьих кос, жаль стало оставлять светлые поляны детства, отца с братом, добрый родительский дом и идти в далекий край за старика, за чужого чужанина. Не выдержала Айно тоски, пошла и утопилась с горя.

Но не умерла Айно, а стала русалкой и обернулась рыбой.

С тех пор много лет прошло, а печальная история бедной Айно, ставшей русалкой, до сих пор тяжким камнем лежит на сердце Вяйнемёйнена.

***

Йоукахайнен стоял возле пещеры, уходящей вглубь каменного утеса. На входе стояла решетка, а за ней бил копытом и фырчал прекрасный вороной конь. Лапландец пытался открыть запоры, но не так все просто с замками у Лоухи. Все они заговоренные, и без сильного заклинания, известного Вяйнемёйнену, открыть их нельзя. Но Вяйнемёйнен не собирался помогать Йоукахайнену.

— Это ты, старик! — задиристо воскликнул лапландец. — А я искал тебя, хотел сразиться с тобой снова. Я готов поспорить с тобой, что умею слагать такие руны, которые тебе ни за что не сложить. От них север и юг поменяются местами, а время пойдет вспять…

— Ты, кажется, замок, заговоренный Лоухи, открыть не можешь… — спокойно заметил Вяйнемёйнен.

Йоукахайнен замолчал, а потом вспыхнул.

— Да это же мой конь! У меня его несправедливо отняли! 

— Ты искал меня. Как ты узнал, что я в Похъёле? — спросил Вяйнемёйнен.

Йоукахайнен замялся:

— Я не знал, что ты в Похъёле. Просто сюда занесла меня судьба. Твой друг Ильмаринен довез.

Вдалеке послышались шаги. К утесу приближались двое. Первый был Ильмариненом, а второй — Вирбусой — сыном хозяина Тапиолы.

— Ты здесь, мой друг, — воскликнул Вяйнемёйнен и тут же увидел смущение на лице кузнеца. Он переглянулся с Вирбусой, а потом спросил друга: 

— Нашел ли ты то, что искал?

— Кое-что нашел, а кое-что потерял, — признался Вяйнемёйнен. — Иди, Сеппо, на нашу поляну. Я скоро туда приду, и мы поговорим.

Ильмаринен кивнул и ушел. 

Вирбуса подошел к решетке, посмотрел на замок и с сожалением заключил:

— Ильмаринен просил меня помочь тебе, Йоукахайнен. Но открыть этот замок может только сильный чародей. Я не настолько силен.  Может, Вяйнемёйнен поможет?

— Нет, не помогу, — сказал рунопевец.

Вирбуса пожал плечами и ушел.

— Так как насчет спора, Вяйнемёйнен? — спросил Йоукахайнен. — Ты готов состязаться со мной.

Вяйнемёйнен не хотел признаваться, что потерял кантеле, но и отказываться было нельзя. Поэтому он решил схитрить.

— Хорошо, лапландец. Я сражусь с тобой. И даже дам тебе уступку. Я сыграю не на своем, а на твоем инструменте. Согласен?

Йоукахайнен ухмыльнулся и достал свое кантеле. И так началось новое состязание. Без сомнения, Йоукахайнен теперь сочинял и исполнял руны намного лучше, чем много лет назад. Он многому научился. Однако он не был Вяйнемёйненом. Вяйнемёйнен верил в свою силу, хотя ему и не хватало его инструмента.

Неизвестно, сколько длился бы этот  поединок, если бы не прервало его странное явление. Оба рунопевца заметили возле утеса множество змей, который ползли от гряды скал в сторону хозяйства Лоухи. 

— Что это? — спросил удивленный и слегка напуганный Йоукахайнен.

— Какое-то чародейство. Давай-ка прервемся и узнаем, что это. Но потом непременно продолжим наш спор.

Лапландец согласился и ушел, а Вяйнемёйнен был даже рад такому поводу остановки поединка. Он хотел или найти, или изготовить новый инструмент для себя.

Вяйнемёйнен отправился на поляну к Ильмаринену. Где-то рядом во тьме выли волки — вино, несладко им приходилось на службе у Лоухи. Путь к зарослям можжевельника лежал мимо медной скалы, в которой хранилось Сампо. Вяйнемёйнен обратил внимание, что вся стража теперь крепко спала.

И вдруг он застыл посреди дороги. Прямо перед ним стояла Айно.

Сердце Вяйнемёйнена сжалось. Он увидел ту, что много лет назад разбила его сердце. Айно, милая Айно… Зачем же мы тогда сломали друг другу жизнь?

Айно посмотрела на Вяйнемёйнена огромными глазами и стала оглядываться по сторонам. 

— Ты теперь не русалка? — осторожно спросил Вяйнемёйнен.

— Не русалка.  Я снова девушка. Но не для тебя, Вяйнемёнен.

И начался тяжелый разговор. Айно и Вяйнемёйнен высказывали друг другу всё то, что накопилось на душе за столько лет, все горькие обиды и обвинения. Они говорили о годах страданий и загубленной жизни. 

Где-то в стороне раздался грохот, но Айно и Вяйнемёйнен не стали обращать на него внимание. Им не терпелось раз и навсегда выяснить отношения.

Их разговор прервал Йоукахайнен. Он прибежал на звук спора, но так и застыл на месте.

— Айно! Это ты, сестра?! Я не верю!

— Да, я! И я больше не русалка! — с вызовом ответила Айно своему брату. — Вы, оба разрушили мою жизнь! И я ненавижу вас.

К счастью, в семейную драму вмешался подоспевший Вирбуса. Он взял под защиту Айно и потребовал, чтобы Вяйнемёйнен и Йоукахайнен замолчали. Тут же из зарослей вышел Ильмаринен и буквально вытолкал Вяйнемёйнена на поляну.

— Что вы тут устроили? Зачем кричите? — сердито сказал кузнец. — И почему молчит стража?

— Стража уснула.

Кузнец пожал плечами:

— Я сам чуть не заснул. Такая дрёма накатила. Но вы прогнали весь сон.

Когда Вяйнемёйнен наконец справился со своими чувствами, он рассказал другу о том, что узнал нужное заклинание у Випунена, но потом потерял свое волшебное кантеле — кто-то похитил его, пока рунопевец спал. И теперь нужно или найти кантеле, или сделать новый инструмент.

— Давай сделаем новое кантеле. У меня есть для него струны, недавно их для тебя сделал, — сказал Ильмаринен. — Ты же сможешь вырезать из дерева основу.

И кузнец и рунопевец ушли в ближайший лес. Вплоть до самого утра они искали нужное дерево, рубили и строгали — слаживали новое кантеле. 

Вернувшись к медной горе, они увидели не только спящую стражу, но и открытые девять замков. Сампо в пещере не было. Оно было вырвано с корнем. И даже следов на земле от его волочения не было видно.

Ильмаринен и Вяйнемёйнен побежали на поляну и обнаружили там спящего Лемминкяйнена.

— Ты спал все время? — спросил рунопевец.

— Мельницу украли. Без нас украли, — добавил кузнец.

Ахти протер глаза. Нечего ему было сказать.

Вяйнемёйнен

Цвела и благоденствовала Калевала, пока однажды не случилась на этой благословенной земле великая сушь. Не взошли в то лето на пашне хлеба, обмелели реки и озера, и даже из болот ушла вода. Напрасно мудрый старец Вяйнемёйнен слагал руны и пел заклинания, обращаясь к тучам небесным и источникам земным, ибо были то козни старухи Лоухи, хозяйки мрачной Похъёлы, что на благодатную Калевалу наслала нее беды своим колдовством. Не любила она на зятя своего — кузнеца Ильмаринена (но то дела семейные!), да и к другу его Вяйнемёйнену тоже любви не питала. Но не знал тогда Вяйнемёйнен причину бед своей земли, иначе отправился бы он в Похъёлу с ее хозяйкой разговор вести. 

Водяной Ахто долго изнемогал от жары, но все же собрал все свои силы и вернул земле воду. Однако было уже поздно, лето кончилось, наступила осень. И тогда Вяйнемёйнен, узрев, сколь скудны плоды земли в этом году, вспомнил о чудесной мельнице Сампо, что кузнец Ильмаринен сделал для старухи Лоухи, когда сватался к ее дочери.  Мелет она когда надо муку, когда надо — соль, а когда надо — деньги, споро сыплет то, что пожелаешь: с рассвета мелет меру на потребу, днем — меру на продажу, а вечером — меру на пирушку. 

Обратился мудрый Вяйнемёйнен к Ильмаринену с просьбой выковать такую же мельницу, но кузнец отказал ему, ибо Сампо — единственная в своем роде, и не вынесет земля волшебной силы двух таких мельниц.  И тогда великий песнопевец уговорил Ильмаринена отправиться с ним в Сариолу и взять хотя бы на время у тещи из медной скалы чудную мельницу, чтобы впредь одаривала она своими благами осиянную землю Калевалы.

— Только трудно нам будет добыть Сампо, — сказал Ильмаринен, — не отдаст его добром Лоухи, а само оно сокрыто за девятью замками, да к тому же пустило вглубь корни: один ушел в землю, другой зацепился за берег моря, а третий крепко обвил утес.

Взяли Вяйнемёйнен и Ильмаринен большой корабль, чтобы было, куда погрузить Сампо, и двинулись в туманную Сариолу. 

Хозяйка Похъёлы встретила гостей недобрым взглядом и спросила, какая нужда их привела, а те с чистым сердцем и рассказали о своей беде, не зная еще, кто именно в ней виноват. Попросил Вяйнемёйнен у Лоухи чудесную мельницу на время, но старая ведьма не желала свое сокровище ни на час отдавать, потому придумала хитрость.

— Одолжу я вам ненадолго Сампо, — ответила хозяйка Похъёлы, — но только если выполните вы три моих задания. Это честный будет обмен.

Вяйнемёйнен и Ильмаринен переглянулись между собой и не раздумывая согласились.

— Слушайте первое мое задание, — сказала Лоухи. — Хочу я, чтобы волки, что без толку рыскают по лесам, перестали нападать на мой скот и моих людей, чтоб сторожили мои дворы и берегли богатства не хуже цепных псов.

Задумались  Вяйнемёйнен и Ильмаринен, по силам ли им волю старухи Лоухи выполнить. Видано ли это, чтобы дикие и свирепые звери, вольной охотой себе корм добывающие, стали служить человеку. Но славным героям очень нужно было Сампо добыть, потому они согласились.

И тогда мудрый песнопевец решил спросить совета у лесного хозяина Тапио и его супруги. Взял он в хозяйстве Лоухи сани, что среди лета стояли без надобности, а затем заклинанием призвал на помощь стаю диких гусей, которым велел впрячься в сани. Так отправился он с кузнецом на юг, в Тапиолу. 

Опустили гуси сани на землю в самой лесной глуши. Пошли  Вяйнемёйнен и Ильмаринен сквозь дебри к свету и увидели лесную хозяйку Миэликки, идущую по тропе с огромной миской похлебки. Герои остановились в стороне и стали наблюдать. Вышла она на поляну, поставила миску на землю и заворковала, словно горлица. Тут же сбежалось со всех сторон крупное и мелкое зверье и сгрудилось вокруг миски. И ни один зверь не трогал другого: ни лисица зайца, ни рысь мышь. Все спокойно и послушно лакали похлебку, и она не заканчивалась. Наевшись же, они подходили к Миэликки и ластились к ее ногам. 

— Вот кто поможет нам совладать с волками, — сказал Ильмаринен.

Дождались герои, пока все звери насытятся похлебкой лесной хозяйки и разбегутся, после чего вышли на поляну поприветствовать Миэликки. Радушно ответила хозяйка Тапиолы на добрые слова Вяйнемёйнена и Ильмаринена и позвала в дом отдохнуть с дороги. И сам лесной хозяин Тапио рад был мудрому рунопевцу и славному кузнецу. Обоих радушно принял и попросил Вяйнемёйнена скрасить застолье игрой на кантеле и пением. 

— О, достославные  Тапио и Миэликки, — ответил Вяйнемёйнен, — я охотно спою вам, но прежде хотелось бы мне узнать ваш секрет, отчего звери так послушны вам и рядом с вами становятся такими ручными?

— Это потому, что мы знаем главную тайну всех обитателей леса, — ответил лесной хозяин, — но сказать ее вам мы не можем, ибо не хотим предавать тех, кто так доверяет нам. 

С пониманием кивнул головой Вяйнемёйнен, а после взял кантеле и сложил руну о том, как несхожи меж собой жизни пса и волка, как стал пес служить человеку, а волк выбрал голодную, но вольную жизнь. Когда же он закончил, Ильмаринен обратился к Миэликки.

— Не могу я, как мой друг, чудесные песни слагать, но и я своим ремеслом могу порадовать лесных хозяев. Изготовил я недавно ожерелье из чистого золота, и подобно оно небесным созвездиям. Колдовским свойством оно обладает. В ночи, настоящие звезды, дорогу показывает. А может, и еще какую-то волшебную силу имеет.  Не пожелает ли любезная хозяйка выйти во двор и примерить на себе мою работу? А досточтимый хозяин издали, из окна пусть на новые звезды посмотрит.

Тапио и Миэликки охотно согласились. Ильмаринен вышел вместе с хозяйкой во двор, а когда они вернулись, на груди Миэликки сверкало чудесное ожерелье. 

И понял Вяйнемёйнен, что его другу удалось договориться с хозяйкой.

Когда Вяйнемёйнен и Ильмаринен вернулись в мрачную Сариолу, у ворот их встретили волки, что несли службу, как верные псы.

— Слушайте мое второе условие, — сказала хозяйка Похъёлы. — Я хочу, чтобы все ядовитые змеи уползли дальше от людских троп и сторонились жилья нашего. И лишь раз в год, сбросив кожу, приносили ее мне на пошив мягких сапожек.

Вновь перекинулись взглядами Вяйнемёйнен и Ильмаринен, пожали плечами и согласились. Очень нужна была мельница Сампо Калевале. 

Вяйнемёйнен и Ильмаринен снова сели в сани, запряженные дикими гусями, и отправились к далекому озеру, где нашли водяную колдунью Сюэтар, из слюны которой, как известно, и появились змеи. 

— Что привело вас ко мне, герои, — мрачно спросила  ведьма.

— У нас к тебе дело есть, — ответил Вяйнемёйнен. — Хотим мы ползучих гадов приручить, чтоб сторонились они людских дорог и троп, оползали жилища, а раз в год отдавали старую шкуру свою сапожникам для работы. Ты же всяких вредных тварей породила, а значит, имеешь над ними власть.

— Какой ты прыткий, — ухмыльнулась Сюэтар. — С чего бы мне тебе помогать?

— А с того, что сами мы в долгу не останемся. Я песнопевец, слагаю волшебные руны и заклинания, а друг мой — кузнец, который любую чудесную вещь выковать может.  Все что попросишь, сделаем для тебя.

— Я хочу получить сонные иголки: воткнешь их человеку в ухо, и спит он до тех пор, пока их не вынешь. 

Ильмаринен кивнул:

— Есть у меня с собой иголки, что изготовил недавно сам. Только силу волшебную в них пусть  Вяйнемёйнен вдохнет.

И взял рунопевец кантеле, и запел песнь колыбельную, ибо именно в колыбельных заключены чары сна. А кузнец тем временем держал свои иглы перед волшебным  инструментом, и вскоре заказ Сюэтар был готов.

Приняла водяная ведьма сонные иглы и, согласно уговору, нашептала что-то на воду для всех ядовитый змей. Так было исполнено второе задание старухи Лоухи.

Когда герои вернулись в Сариолу, увидели они на дворе хозяйки Похъёлы целую гору змеиных шкур.

Старуха Лоухи же по-прежнему имела недовольный вид.

— Как вижу, и со вторым моим заданием вы справились, — проговорила она скрипучим голосом. — Тогда слушайте третью мою волю. Хочу я, чтобы со свету исчезли все комары. Чтобы ни одного комара не осталось.

Хотел было  Вяйнемёйнен воспротивиться, но потом вспомнил про Сампо и кивнул. Как выполнить задание старой ведьмы, он еще не знал, но надеялся что-то придумать. Вышли они с Ильмариненом за ограду обсуждать начали, как изгнать комаров. И вдруг вспомнил Ильмаринен, что забыл у хозяйки Похъёлы котомку со своими изделиями. Отправился он снова на двор, а вернулся он и с котомкой, и с метлой старухи Лоухи. Почувствовал Вяйнемёйнен, что непростой это предмет.

 — Давай-ка посмотрим, что это за метла такая, — сказал рунопевец и воткнул ее в землю, а потом взял кантеле и запел.

И от чудесного пения, в которое были вплетены чудесные заклинания, внезапно ожила метла, пустила корни и превратилась в молодую березку.

— Спасибо тебе, о, искусный песнопевец, — сказало деревце. — Ты вернул мне жизнь и вызволил из-под власти злой колдуньи. Молю тебя, не слушай ты Лоухи, не ищи комаров. Велела им хозяйка напасть на вас обоих и высосать из ваших жил всю кровушку до капельки. Но я знаю, как остановить их. Прочту я заклинание Лоухи задом наперед, и разлетятся комары по болотам.

Зашумела березка листвой — зашептала волшебное заклинание. И вскоре в воздухе послышался редкий комариный писк. 

— Вот теперь, — сказала березка, — комары еще долго никаким чарам поддаваться не будут. Заклинания Лоухи сильные, но наоборот прочитанные ставят частокол от колдовства.

— Но как же мы выполним задание старухи, если с комарами сделать ничего не сможем? — воскликнул Вяйнемёйнен. — Ведь Лоухи обещала дать на время Сампо, только если исчезнут все комары.

— Не отдала бы вам Сампо Лоухи, нашла бы способ вас извести. Она же и на вашу Калевалу сушь наслала, отчего и беды ваши случились, — сообщила березка.

— Придется нам Сампо иным способом добывать, — решительно сказал Ильмаринен.

И герои, поблагодарив березку, отправились на своем корабле к рыбаку Лемминкяйнену на его остров. Ведь Вяйнемёйнен и Ильмаринен решили выкрасть чудесную мельницу, и помощь удалого Ахти была бы здесь не лишней. Лемминкяйнен же, как известно, легок на подъем. И вот уже герои втроем устремились в сумрачную Сариолу. 

Неподалеку от дома Лоухи нашли они медную скалу, где за девятью замками хранилось в недрах изобильное Сампо. Подходы к скале охраняли люди хозяйки Похъёлы. Вяйнемёйнен достал кантеле и запел своим сладким голосом, и от его пения уснули все стражи, обронив свое оружие. У крепких ворот пропел Вяйнемёйнен тихонько заклинание, и от его негромких слов затрещали на воротах засовы, а створки покачнулись с тяжелым скрипом. Чтобы не проснулись зачарованные сном враги, смазал мастер Ильмаринен замки жиром, а петли — салом и одним лишь пальцем легко отворил запоры. Распахнулись глухие ворота, и сказал Вяйнемёйнен:

— Ступай, Лемминкяйнен, за Сампо — ты прежде всех обернешься!

Без просьб готов был похвалиться удалью Ахти и, ступив к темному зеву пещеры, сказал товарищам:

— Вот увидите, только ударю ногой — и сворочу Сампо! 

Войдя в гору, ударил Лемминкяйнен Сампо пяткой, но даже не шевельнулась на нем пестрая крышка. Тогда, уперев колено в землю, обхватил Ахти мельницу руками, но и тут не удалось ему сдвинуть Сампо — крепко держали его цепкие корни. 

Взял тогда Вяйнемёйнен в руки кантеле, чтобы сложить чародейскую песнь, что ослабила бы корни. Заклинание это творило такое волшебство: если корень будет поврежден в конце или ином узком месте, то в своем основании, где соединен он с Сампо, превратится он в труху, и мельница легко от корней отделится. Произнес слова заклятья Вяйнемёйнен и вдруг понял, что недостаточно такого волшебства, чтобы Сампо извлечь. Ведь корни вошли глубоко в твердь волшебной Похъёлы, а значит, непросто до концов корней добраться. Нужны слова, что твердь Похъёлы ослабят. Но не знал Вяйнемёйнен таких слов. 

— Не могу я вырвать с корнями Сампо, — сказал он своим друзьям. — Нужно отправиться к великану Випунену, лучшему знатоку заклинаний. Известна ему вся мудрость и ведомы все заклинания на свете. Он уж верно подскажет мне. Подождите здесь меня, я скоро назад вернусь. 

На утро кликнул рунопевец орла небесного. И полетел он над лесами и болотами к мудрому великану, но прежде вновь заклинанием запер все девять замков в медной скале, чтобы хозяйка Похъёлы ничего не заподозрила. 

Полетел орел далеко на юг, туда, где раскинулись непроходимые чащи. И вот увидел наконец Вяйнемёйнен сверху в лесной глуши Антеро Випунена, лучшего на свете знатока заклинаний, — крепко спал великан на лесной поляне: за долгий сон глубоко вросло его тело в сырую землю, на плечах поднялись осины, с бороды склонилась на грудь ива, в усах встали ели, а на лбу вытянулись сосны. Достал Вяйнемёйнен меч из кожаных ножен и срубил острым железом осины на плечах могучего заклинателя, извел в бороде иву, повалил на усах ели и на лбу сосны. Следом взял вещий певец железный стержень и стал разжимать великану зубы, чтобы выведать у его языка сокровенные слова. Стиснул Випунен во сне челюсти и прокусил сверху железо, но стальной сердцевиной стержня отверз-таки Вяйнемёйнен заклинателю уста.

— Кто ты такой? Зачем разбудил меня? — проворчал недовольный великан.

— Я Вяйнемёйнен, вещий рунопевец. Я слагаю свои песни о началах сущего, о делах минувших, о потаенных истоках вещей. Знаю я множество заклинаний, что силу чудесную имеют. Пришел же я тобой состязаться, чьи слова в рунах большую волшебную силу имеют.

Усмехнулся Випунен:

— В первый раз силу моих заклинаний под сомнение ставят. Неужели ты считаешь, что знаешь больше тайн, чем я? Неужели тебе люди не говорили обо мне, что есть у меня целый ларец заклятий, что я в свои песни вплетаю?

— Не хочу я словам и слухам верить. Я хочу лично проверить это, состязаясь с тобой. Неужели тебе самому милее глубокий сон, чем чудесное пение? Неужели пугает тебя такой честный поединок?

После таких слов Вяйнемёйнена великан уже не мог отказаться. И стали петь они по очереди песни, вплетая в них заклятья. Пели о том, как возник мир, как разделились тьма и свет, воздух и вода, небо и твердь. Пели о том, как покрылась земля мхом и травой, как выросли леса и как рассекли сушу реки и озера. Пели они и о давних героях и славных их деяниях. И сколь бы ни было чудно пение мудрого Вяйнемёйнена, все же не было никого на свете, кто мог бы спеть лучше Випунена и знал бы заклятия сильнее его заклятий. Слушая эти песни, застыло на небе солнце, остановили свой бег облака, неподвижными сделались волны на море, замерла бурная Вуокса. 

Да и сам Вяйнемёйнен к концу дня сдался и уснул. Однако он успел услышать от соперника нужные слова заклятья, что размягчают камни, а значит, и ослабляют глубокие корни.

Когда же проснулся Вяйнемёйнен, стояла глубокая ночь, а полная луна хорошо освещала поляну и брусничный холм. Тихо было кругом, лишь ветер шумел в листве берез и осин. Или не ветер то был, а дыхание Антеро Випунена, что спал, положив голову на покрытый брусничником холм… 

Огляделся Вяйнемёйнен по сторонам, но нигде не увидел он своего кантеле.

Долго искал рунопевец свой инструмент, но не нашел. Опечаленный он отправился на орле, летящем быстрее ветра, к медной скале.

Появился он над владениями старухи Лоухи далеко за полночь. Возле медной скалы несла свою службу стража колдуньи. Опустился Вяйнемёйнен за следующей, каменной скалой — и сразу увидел там своего давнего противника.

Йоукахайнен. 

С ним в жизни Вяйнемёнена была связана одна очень печальная история.

***

В том северном краю, скалистом и мрачном, как изнанка мира, жил молодой Йоукахайнен — спесивый и задиристый лапландец. Услышал он однажды досадные речи, будто в долинах Вяйнёлы слагаются песни лучше тех, какие из рода в род поют в Похъёле и каким научил его отец. Зависть угнездилась в сердце Йоукахайнена — не стерпел он чужой славы и собрался в путь, в далекую Калевалу, состязаться в пении с Вяйнемёйненом. Не велели ему ни отец, ни мать, владычица рода, доверяться пустой затее, говорили, что околдуют его в чужой земле, зачаруют, оставят коченеть в сугробе, но упрям был Йоукахайнен.

— Во многом вы сведущи, — сказал он хвастливо родителям, — только я вас обоих мудрее. Захочу, и лучших певцом посрамлю, чародеев зачарую — так спою, что станет великий ничтожнее малого!

Взял Йоукахайнен в конюшне лучшего коня — из ноздрей пламя рвется, под копытами брызжут искры, — взнуздал и запряг в узорчатые сани. Уселся сам поудобнее, хлестнул коня кнутом с жемчужной рукоятью и помчался по дороге к просторам Вяйнёлы.

Так случилось, что в это время старый Вяйнемёйнен был как раз на той дороге — объезжал дубравы и рощи светлой страны.  Без удержу наехал на него буйный Йоукахайнен — зацепились у саней оглобли, лопнули ременные гужи, затрещали хомуты от натуги, а из дуг от удара вышел дым.

— Откуда ты родом, что не умеешь коня придержать? — озлился Вяйнемёйнен. — Зачем скачешь безрассудно? Зачем сломал мне сани?

— Я известный всем Йоукахайнен из Похъёлы, — ответил лапландец. — Назовись и ты, бестолковый старик.

Вяйнемёйнен назвал свое имя и велел невеже уступить дорогу старшему. Но усмехнулся пришелец:

— Нечего нам годами меряться — какой прок в немощных сединах? Кто из нас выше мудростью, тот пусть и займет дорогу, а другой ему пусть уступит. Давай, Вяйнемёйнен, в споре решим, кто из нас сильней в познаниях и чьи песни полнее чарами.

— Что ж, — согласился Вяйнемёйнен. — Я певец безыскусный, жизнь в родных лесах прожил одиноко, да и слышал там только кукушку. Начинай, поделись, в чем сведущ.

Так и начался тот спор двух певцов, о котором уже ходят легенды. Не будет подробно говорить о нем, скажем только, что молодой и дерзкий Йоукахайнен был в нем повержен и посрамлен. Но не смирилась его задиристая кровь, вступил он в драку с Вяйнемёйненом, но чудесный рунопевец своими чарами, вплетенными в пение, превратил чудесного коня в скалу, сани — в тальник, а кнут — в камыш, а   самого гордеца закопал в землю и ни за какие богатства ее соглашался вызволить его. Согласился, когда лишь Йоукахайнен сделал совсем другое предложение.

— О, мудрый Вяйнемёйнен, — взмолился он из последних сил, — отпусти, оставь мне жизнь! Я отдам свою сестру Айно — пусть будет тебе женой, пусть метет твой дом, печет тебе медовые лепешки, стирает твою одежду и ткет золотые ткани! Пусть будет тебе опорой в старости!

Понравились эти слова Вяйнемёйнену; повеселел он и запел иную песню — ею взял назад свои заклятия. Отпустила земля молодого Йоукахайнена, вновь конем стала скала, опять вышли из тальника сани, и как прежде сделался кнутом камыш. Решил могучий старец, что хватило пришлецу науки.

Не оправившись от страха, вскочил лапландец в сани, хлестнул коня и с тяжким сердцем поспешил к родительскому очагу. Язвимый своим позором, так бешено он разогнался, что у отеческого дома не успел придержать коня — сломал о ворота оглобли и разбил сани об овин. Не знают отец и мать, что и думать: печален их сын, стоят в его глазах слезы, поникла голова и побелели сжатые губы.

Наконец рассказал им Йоукахайнен, что едва спасся от чародея Калевалы, которому покорны даже камни, и за спасение обещал отдать их родную дочь Айно вещему Вяйнемёйнену, чтобы стала песнопевцу женой и опорой в хилой старости.

Но нежданно обрадовалась мать его словам и потерла довольно руки.

— Нет причины печалиться, — успокоила сына старуха, владычица рода. — Сама я долго ждала, чтобы могучий Вяйнемёйнен стал мне желанным зятем, а дочери родимой мужем. Тебе ли не знать, какая нам будет от него защита.

Услышала материнские слова Айно и горько заплакала от сердечной обиды: жаль ей стало своих девичьих кос, жаль стало оставлять светлые поляны детства, отца с братом, добрый родительский дом и идти в далекий край за старика, за чужого чужанина. Не выдержала Айно тоски, пошла и утопилась с горя.

Но не умерла Айно, а стала русалкой и обернулась рыбой.

С тех пор много лет прошло, а печальная история бедной Айно, ставшей русалкой, до сих пор тяжким камнем лежит на сердце Вяйнемёйнена.

***

Йоукахайнен стоял возле пещеры, уходящей вглубь каменного утеса. На входе стояла решетка, а за ней бил копытом и фырчал прекрасный вороной конь. Лапландец пытался открыть запоры, но не так все просто с замками у Лоухи. Все они заговоренные, и без сильного заклинания, известного Вяйнемёйнену, открыть их нельзя. Но Вяйнемёйнен не собирался помогать Йоукахайнену.

— Это ты, старик! — задиристо воскликнул лапландец. — А я искал тебя, хотел сразиться с тобой снова. Я готов поспорить с тобой, что умею слагать такие руны, которые тебе ни за что не сложить. От них север и юг поменяются местами, а время пойдет вспять…

— Ты, кажется, замок, заговоренный Лоухи, открыть не можешь… — спокойно заметил Вяйнемёйнен.

Йоукахайнен замолчал, а потом вспыхнул.

— Да это же мой конь! У меня его несправедливо отняли! 

— Ты искал меня. Как ты узнал, что я в Похъёле? — спросил Вяйнемёйнен.

Йоукахайнен замялся:

— Я не знал, что ты в Похъёле. Просто сюда занесла меня судьба. Твой друг Ильмаринен довез.

Вдалеке послышались шаги. К утесу приближались двое. Первый был Ильмариненом, а второй — Вирбусой — сыном хозяина Тапиолы.

— Ты здесь, мой друг, — воскликнул Вяйнемёйнен и тут же увидел смущение на лице кузнеца. Он переглянулся с Вирбусой, а потом спросил друга: 

— Нашел ли ты то, что искал?

— Кое-что нашел, а кое-что потерял, — признался Вяйнемёйнен. — Иди, Сеппо, на нашу поляну. Я скоро туда приду, и мы поговорим.

Ильмаринен кивнул и ушел. 

Вирбуса подошел к решетке, посмотрел на замок и с сожалением заключил:

— Ильмаринен просил меня помочь тебе, Йоукахайнен. Но открыть этот замок может только сильный чародей. Я не настолько силен.  Может, Вяйнемёйнен поможет?

— Нет, не помогу, — сказал рунопевец.

Вирбуса пожал плечами и ушел.

— Так как насчет спора, Вяйнемёйнен? — спросил Йоукахайнен. — Ты готов состязаться со мной.

Вяйнемёйнен не хотел признаваться, что потерял кантеле, но и отказываться было нельзя. Поэтому он решил схитрить.

— Хорошо, лапландец. Я сражусь с тобой. И даже дам тебе уступку. Я сыграю не на своем, а на твоем инструменте. Согласен?

Йоукахайнен ухмыльнулся и достал свое кантеле. И так началось новое состязание. Без сомнения, Йоукахайнен теперь сочинял и исполнял руны намного лучше, чем много лет назад. Он многому научился. Однако он не был Вяйнемёйненом. Вяйнемёйнен верил в свою силу, хотя ему и не хватало его инструмента.

Неизвестно, сколько длился бы этот  поединок, если бы не прервало его странное явление. Оба рунопевца заметили возле утеса множество змей, который ползли от гряды скал в сторону хозяйства Лоухи. 

— Что это? — спросил удивленный и слегка напуганный Йоукахайнен.

— Какое-то чародейство. Давай-ка прервемся и узнаем, что это. Но потом непременно продолжим наш спор.

Лапландец согласился и ушел, а Вяйнемёйнен был даже рад такому поводу остановки поединка. Он хотел или найти, или изготовить новый инструмент для себя.

Вяйнемёйнен отправился на поляну к Ильмаринену. Где-то рядом во тьме выли волки — вино, несладко им приходилось на службе у Лоухи. Путь к зарослям можжевельника лежал мимо медной скалы, в которой хранилось Сампо. Вяйнемёйнен обратил внимание, что вся стража теперь крепко спала.

И вдруг он застыл посреди дороги. Прямо перед ним стояла Айно.

Сердце Вяйнемёйнена сжалось. Он увидел ту, что много лет назад разбила его сердце. Айно, милая Айно… Зачем же мы тогда сломали друг другу жизнь?

Айно посмотрела на Вяйнемёйнена огромными глазами и стала оглядываться по сторонам. 

— Ты теперь не русалка? — осторожно спросил Вяйнемёйнен.

— Не русалка.  Я снова девушка. Но не для тебя, Вяйнемёнен.

И начался тяжелый разговор. Айно и Вяйнемёйнен высказывали друг другу всё то, что накопилось на душе за столько лет, все горькие обиды и обвинения. Они говорили о годах страданий и загубленной жизни. 

Где-то в стороне раздался грохот, но Айно и Вяйнемёйнен не стали обращать на него внимание. Им не терпелось раз и навсегда выяснить отношения.

Их разговор прервал Йоукахайнен. Он прибежал на звук спора, но так и застыл на месте.

— Айно! Это ты, сестра?! Я не верю!

— Да, я! И я больше не русалка! — с вызовом ответила Айно своему брату. — Вы, оба разрушили мою жизнь! И я ненавижу вас.

К счастью, в семейную драму вмешался подоспевший Вирбуса. Он взял под защиту Айно и потребовал, чтобы Вяйнемёйнен и Йоукахайнен замолчали. Тут же из зарослей вышел Ильмаринен и буквально вытолкал Вяйнемёйнена на поляну.

— Что вы тут устроили? Зачем кричите? — сердито сказал кузнец. — И почему молчит стража?

— Стража уснула.

Кузнец пожал плечами:

— Я сам чуть не заснул. Такая дрёма накатила. Но вы прогнали весь сон.

Когда Вяйнемёйнен наконец справился со своими чувствами, он рассказал другу о том, что узнал нужное заклинание у Випунена, но потом потерял свое волшебное кантеле — кто-то похитил его, пока рунопевец спал. И теперь нужно или найти кантеле, или сделать новый инструмент.

— Давай сделаем новое кантеле. У меня есть для него струны, недавно их для тебя сделал, — сказал Ильмаринен. — Ты же сможешь вырезать из дерева основу.

И кузнец и рунопевец ушли в ближайший лес. Вплоть до самого утра они искали нужное дерево, рубили и строгали — слаживали новое кантеле. 

Вернувшись к медной горе, они увидели не только спящую стражу, но и открытые девять замков. Сампо в пещере не было. Оно было вырвано с корнем. И даже следов на земле от его волочения не было видно.

Ильмаринен и Вяйнемёйнен побежали на поляну и обнаружили там спящего Лемминкяйнена.

— Ты спал все время? — спросил рунопевец.

— Мельницу украли. Без нас украли, — добавил кузнец.

Ахти протер глаза. Нечего ему было сказать.

СТ: 1) общая с  Ильмариненом и Лемминкяйненом — намерение выкрасть Сампо,

2) общая с  Ильмариненом и Лемминкяйненом — превращение метлы в живое дерево и полученная от него информация.

3) Общая с Сюэтар  и Ильмариненом: сонные иголки.